– Никаких «но», если хочешь, чтобы все скорее закончилось. И… пусть менты намыливают задницы. Извини, – он рассмеялся, взмахнув длинными ресницами, становясь прежним Димкой. – Тонкий адвокатский юмор. Занятно, ты так и не разучилась краснеть…
– Да, – сказала Лена, еще сильнее покраснев, – это смешно.
– Нет, – негромко произнес Дмитрий, – это здорово…
Повисло тягостное молчание. Как бывает, когда каждому есть, что сказать или сделать, но он ждет, что это скажет или сделает кто-то другой.
– Что ж, – сказал Дмитрий, поднимаясь, – может, лучше на время переехать к родителям?
– Все нормально.
Я справлюсь. Спасибо.
– Береги себя. Будь осторожна. Мы не знаем, с кем имеем дело.
– Ты полагаешь, мне грозит опасность?
– Не думаю. Но все же… – просто будь осторожна, ладно? Не открывай дверь незнакомцам. – Он улыбнулся, и снова – как не бывало этих шести лет…
– Хорошо. Сколько это будет стоить?
Он отрезал:
– Замолчи.
Войдя в лифт, не удержавшись, оглянулся. Лена стояла в дверном проеме. Тоненькая. Беззащитная. В огромных глазах – отчаяние и надежда. Или что-то еще… Она не виновна, он это знал, чувствовал… Он не хотел уезжать в этом проклятом лифте. Он хотел остаться с ней. Больше всего на свете.
– Выше нос, – Дмитрий ободряюще кивнул девушке, замершей у порога, и заставил себя нажать на «первый».
«Господи. Я никогда не был праведником. Не знаю даже, к какой вере принадлежу… Но эта женщина для меня дороже всего на свете, если тебе, конечно, есть до этого дело… Пожалуйста, помоги мне ее вернуть… Что я несу? Идиот.»
Лена навалилась на дверь изнутри, и она тихо клацнула. Лена медленно сползла, осела на пол, уткнувшись в стену лбом.
«Господи, какая я дура! Почему я позволила ему вот так, просто, уйти?! Не крикнула, не удержала… Вот же она, звездная милость, мое единственное настоящее сбывшееся желание! И он уходит, а я сижу, проглотив язык, как сломанная кукла, как полная идиотка…»
– Что это? – она взяла с тумбочки две мужские замшевые, на овечьем меху, перчатки. – Это его… Он забыл.
Вспугнутой мышью она метнулась на лестницу, позабыв обо всех приличиях, с рождения вдолбленных в детскую головку интеллигентными родителями, потомственными аристократами: «Не кричать. Не выказывать лишних эмоций. Не выдавать истинных чувств…», завопила что было сил в лестничный проем:
– Дима! Ты забыл перчатки!
За спиной раскрылся лифт. Вышел Дмитрий, сконфуженно улыбнувшись:
– Я забыл перчатки.
– Вот они.
Оба дышали так, словно только что пробежали марафон.
Ее губы, дрогнув, приоткрылись… Он молча прерывисто сжал ее в объятиях. Она закрыла глаза, всем телом отозвавшись на жаркий влажный призыв его настойчивых губ… Вся ее холодность, отрешенность, усталость исчезли, растворяясь в стремительном потоке обжигающей страсти. Спящая царевна дождалась своего Принца. И не было больше тех мучительных лет непонятной, ненужной летаргии. И никого не было. Только он. И она. И горячие губы. И властные руки на пылающем теле. И весь этот дьявольски- божественный коктейль, названный кем-то «Любовь».
Перчатки так и остались лежать на полу, за захлопнутой дверью.
– Я люблю тебя, Лена.
– Я люблю тебя, Дима.
Они лежали на скомканных влажных простынях, не разжимая объятий, точно боялись вновь потерять друг друга.
– Как ужасно – стать счастливой ТАКОЙ ценой, – прошептала Лена.
– Не думай об этом. Мы все равно бы встретились. Ты мой белый пион…
– Лепестки которого развеваются на ветру… Ты помнишь?
– Никогда не забывал, – он перебирал ее чудные волосы, зарываясь в них лицом. – У тебя было много мужчин?
– По-настоящему, ни одного.
– Раньше ты не была такой страстной. – В его голосе прорезались ревнивые нотки.
– Ну, знаешь! – Лена возмущенно подскочила. – Что ты хочешь услышать? Когда-то ты был первым, но сам не захотел им оставаться. Может, прежде расскажешь про ту девицу, что я встретила на лестнице шесть лет назад?
– Охотно, – Дмитрий тяжело вздохнул. – Невысокая, чуть полноватая шатенка с короткой стрижкой…
– Благоухающая «Пуазоном»… Да, ты хорошо ее запомнил.
– Еще бы… Это моя сестра Дашка.
– Что-о?!
– Она тогда в командировку приезжала. Да у меня и фотография ее стояла. На книжных полках. Я думал, ты узнаешь…
– Узнаю?! – теперь Лена смутно припомнила любительский снимок щекастой девочки с большими бантами.
– Послушай, – Дмитрий умоляюще потянул на себя простыню, в которую завернулась возмущенная подруга. – Я хотел все объяснить. Просто был зол на тебя из-за всех этих контрактов… Я звонил тебе весь следующий день. Месяц. Год… Твои родители сказали, что ты остаешься во Франции, и отказались дать твой номер. Попросили не беспокоить. А когда ты все-таки вернулась… Я тебя по телевизору увидел. Ты стала звездой. Знаменитостью с кучей денег. И возле тебя вечно вились нувориши, актеры, разные «крутые». Мне не было места среди них.
Лена закусила предательски дрогнувшую губу.
– А почему ты решил за меня, кто мне нужен, а кто нет?
– Ты сама могла бы позвонить хоть раз!
– Я звонила! Ты сменил квартиру! Где мне было тебя искать?
– Захотела бы нашла! Просто у тебя были другие заботы. И мужчины.
– Ну, знаешь! Хватит! – Лена поднялась с кровати и, едва сдерживая слезы негодования и обиды, принялась быстро одеваться.
Дмитрий вскочил следом и, подойдя к девушке, медленно опустился на колени, целуя ее теплый живот.
– Прости меня. Пожалуйста, прости.
Чувство необычайной легкости, бьющего через край восторга, овладело Юлькой через несколько минут.
Все вокруг было веселым, праздничным, сексуальным, все кружилось в пестром нарядном хороводе.
Вскоре Юлька лихо отплясывала на столе то ли канкан, то ли рок-н-ролл, сбрасывая ненужные детали одежды, распевая в такт оркестру:
Пока подоспевший Вольский не стащил ее, и не увлек по каким-то коридорчикам, закоулкам и лестницам все выше и выше, покуда не остановился в темном тесном закутке, где и одному не разместиться. Прислонив ее спиной к стене, он овладевал ею, и она, извиваясь в экстазе сладостнейшего оргазма, кричала: «Еще! Еще! Давай!» И летали, летали вокруг, расплываясь и соединяясь вновь, разноцветные солнечные зайчики…
