– Помню…
Фролов вышел. В этот момент в кармане его рубашки требовательно запищал пейджер. Но его позывные потонули в шуме разговора, звуках музыки.
– Девушка! Для абонента 81866: «Фролов! Лена пропала. Не знаю, что делать. Позвони мне на сотовый. Адвокат.»
Но телефон не звонил. Дмитрий лихорадочно набирал в отделение. Дежуривший Соломатин, выслушав его сбивчивый рассказ, помолчал, а после напомнил, что Веденеева не должна уезжать из города. В противном случае…
– Вы разыскиваете Николая Португала? – заорал Дмитрий.
– Какого еще Португала? Фролов? Вот с ним и разбирайтесь. Найдем, раз розыск официально объявлен.
– Да пошел ты… – пробурчал Соломатин, вешая рубку и возвращаясь к компьютерной «стрелялке».
– Где ты?! – закричал на всю улицу Дмитрий, пиная колесо серой «Вольво». – Лена, где ты, где-е?!
Ник включил музыку. Медленную. Эротическую. Зажег свечи. Достал из ведерка со льдом бутылку «Моэ энд Шандон».
– Твое любимое… Угадал? Я много знаю о тебе, Лена…
Его рука с тонкими длинными холеными пальцами коснулась ее запястья. Она вздрогнула, как от прикосновения ядовитой змеи. Но тотчас взяла себя в руки, растянула губы в улыбке. «Хорошо, что на них помада. И не видно, что на самом деле они бело-голубые от ужаса…»
– Ты прав, Ник. Мне, действительно, нравятся решительные мужчины. Просто это настолько неожиданно…
– В самом деле? Я рад… – подозрительная злоба постепенно сменялась благодушием, – в таком случае, выпьем за нас.
Ник поднял бокал. Лена поднесла к губам свой. Сделала глоток.
– Конфеты…
Она надкусила одну, с трудом проглотила, не разобрав вкуса. К горлу подкатила предательская дурнота. Ни желудок, ни сознание не желали принимать абсурда происходящего. Но острый скальпель, в мерцающем лезвии которого плясало отражение хрусталя и цвета запекшейся крови роз, лежа, как цепной пес, около правой руки Ника, зорко наблюдал за своей пленницей.
– А я уж подумал, что ты увлеклась этим жалким адвокатишкой…
Лена снова растянула уголки подкрашенных стойкой помадой губ, опустив глаза, чтобы хозяин не прочел в них ни страха, ни фальши.
– Откуда у тебя пистолет, Ник?
– В нашей стране, имея деньги, нет ничего невозможного, дорогая, – он вальяжно облокотился на спинку стула, вытаскивая элегантный портсигар.
– Будешь?
– Нет, спасибо. Я не курю.
– Правильно. Но мои можно. На. Бери, я сказал!
В уголках глаз мелькнула ярость. Лена поспешно протянула руку.
– Что, совсем не умеешь? Втягивай в себя, ну?
Лена закашлялась. В горле запершило, защекотало в носу. Все качнулось и поплыло куда-то… Она схватилась за крышку стола. Проговорила умоляюще:
– Я не хочу.
– Ладно, – он блаженно улыбнулся. – Почему ты стала пользоваться другими духами? Те мне нравились больше…
«Потому что это мой запах. Жасмин. Аромат вечернего мая и первого трепетного слияния не только тел, но душ…» Этому не учат в самом элитарном ВУЗе. Тебе никогда не понять твоим убогим самодовольным сознанием…»
Лена молчала. Его глаза подернулись туманной пеленой, сквозь которую постепенно прорывалось тлеющее вожделение. Он облизнул тонкие яркие губы.
– Знаешь, почему роз всего две? Я не люблю числа «три». Третий – всегда лишний. Всегда…
– А как же Святая Троица?
Его надломленные брови поползли к потолку.
– Ты веришь в Господа?
– Да.
– Но ведь это так скучно. Библия – сплошной свод запретов. Не делай того, не поступай эдак… Мне больше по душе Сатана. Он свой парень. Можно все! Наслаждайся, и тебе воздастся!
Он захохотал, запрокинув голову. Комната наполнялась едким удушливым дымом, превращаясь в газовую камеру. Или в мрачный Аид.
– Детка… Встань. Я хочу увидеть тебя. Всю… Раздевайся. Только медленно… Слышишь музыку – он водил по воздуху сигарой, как дирижерской палочкой. – Вставай, я кому говорю…
Она поднялась. За окном летали треугольные белые мухи.
– Подойди к окну. Я хочу, чтобы на тебя падал лунный свет. Давай, Покажи себя, только мне… мне одному… Я ждал этого слишком долго…
«Нет!» – Громко кричала ее душа. Но Дьявол не слышал этого. Он не нуждался в ее душе. Только – в теле. Длинном, изящном, фарфоровом, с упругой маленькой грудью, осиной талией, литыми бедрами…
Лучше бы не Ада, а она попала в аварию, раздробясь на десятки осколков в паутине лобового стекла, подобно целлулоидной кукле… Хрусталю поверженной вазы…
Сотовый Дмитрия молчал. «Проклятие!» Дмитрий полез за сигаретами, но неловко вывернул карман, и на раскатанный снег посыпались бумажки, квитанции, талончики, визитки, разный макулатурный хлам… Нагнулся и принялся собирать не потому, что были очень нужны: просто чтобы хоть что-то делать, иначе можно сойти с ума… Клок оберточной бумаги. Буквы, наспех нацарапанные неверной женской рукой… «Переделкино… д. 23». Он поднес обрывок к глазам, почувствовав, как в висках застучали тонкие молоточки… А может… Цифра написана так коряво, так неразборчиво, что… Дмитрий выхватил телефон, высыпал все содержимое рабочего кейса прямо на сиденье, открыл записную книжку: Португал Галина Андреевна… Трубку долго не брали – «Ну подойди же, твою мать!» – затем раздалось осипшее «Алло».
– Галина Андреевна! Здравствуйте. Это приятель Ника, помните? Я купил у Вас картину. Простите, какой у Вас в Переделкино номер дома: 23 или 29? 29? Спасибо…
Черт!
Может, это – химера. И дом также пуст. Но он не мог просто ждать. Он гнал машину в Переделкино, вырываясь из могильного холода зимы в душный жасминовый май, по наитию находя нужные развязки дорог, впервые от души жалея, что не имеет оружия.
Лена медленно расстегнула верхнюю пуговицу джемпера.
– Давай, малышка, качни бедрами!
Красивое лицо Ника исказилось, из уголка рта побежала слюна. Надменный дипломат, блестящий кавалер, утонченный эстет – весь иллюзорный налет цивилизации, веками обретаемый человечеством – исчез, облетел, как ненужная шелуха. Как пух с одуванчика. Перед ней был первобытный самец, жаждущий крови соперника и плоти самки. Внутри у Лены все застыло, как в морозильной камере. Каждую секунду, растянувшуюся в вечность, она ожидала броска человекоподобного чудовища, беспомощно ища глазами возможный предмет обороны.
– Давай, я помогу тебе, детка. – Ник, шатаясь, поднялся. Пошел к ней. Она, пятясь, вокруг стола, от него.
Нож… Забытый хозяином, он становился все ближе и ближе… Но хватит ли у нее духа? Даже шлепок тапком по таракану для нее был всегда проблемой.
– Иди ко мне, чертова кукла!
– Не подходи! – Подстегнутая окриком, рука сама схватила скальпель. Он был ужасно холодным. С тонкой, неудобной рукояткой. И он не придавал ей сил. Ей хотелось отбросить эту штуку прочь, подальше. Но ладонь, утратив повиновение, впилась в смертоносную вещь так, будто сделалась с ней одним
