Мухина по роже, но вот эти очки... Как-то неприлично, мне казалось, бить человека в очках. А попросить его снять очки я стеснялся. — Классный план — подставить двух незнакомых людей, срубить на этом кучу бабок и свалить...
— Ну куда я свалил? — проскрипел унылый Мухин. — Ты же видишь, что никуда я не свалил, сижу рядом с тобой. И честное слово, мне сейчас хуже, чем тебе. Это же ты меня башкой на асфальт вывалил, а не я тебя. А поскольку пальто мое само по себе теперь живет, то я той ночью продрог как собака...
— Я думал, ты труп. Поэтому и выталкивал.
— Почти труп. Я же не прикидывался, я на самом деле в отключке был. Эти козлы меня подловили, когда я к Маринке приехал, ну да я их тоже продырявил... Мне лицо оцарапало да еще в плечо угодило. Я заполз в этот шкаф, спрятался... И все — отключился. Потом уже очухался — меня кто-то куда-то тащит. Я снова отключился. А потом уже в машине пришел в себя. Какой-то там бардак заварился, меня из машины вывалили, ну а я быстренько перекатился в сторону... Затаился. Слава богу, никто меня не искал. Все попрыгали по машинам. Ну а я кое-как потащился... Ключи у меня были, что Тамара выдала, когда ездили квартиру смотреть...
— Кто тогда подловил тебя на Пушкинской? — спросил Шумов. — И кто сейчас накрыл?
— Известно кто, — горько усмехнулся Мухин. — Это мне привет от Барыни...
— Черт с ней, с Барыней, — перебил я. — Где тыквинские деньги? Где алмазы? Куда ты их дел?!
— Они были в квартире на Чайковского, — ответил за Мухина Шумов. — И сейчас их взяли эти люди...
— Да что я, идиот, что ли? — внезапно повысил голос Мухин. — Не было на Чайковского никаких денег. И никаких алмазов. И эти ребята, которых Барыня послала, ничего они там не получили. Я их предупреждал — Барыня будет крепко сердиться...
— У нас проблемы, — перебил его Шумов. Мухин вытянул шею, посмотрел Шумову через плечо и хладнокровно согласился:
— Это точно...
Дорогу впереди перегородили две иномарки.
— Не объедем, — проскрежетал Шумов. — Будем разворачиваться...
Он так и сделал, только в самом разгаре разворота по стенке микроавтобуса что-то застучало, Шумов завопил что-то свирепо-матерное, выворачивая руль влево, Мухин повалился на сиденья, я упал на него сверху, а потом низ машины стал боком, все куда-то провалилось, Мухин исчез...
Что-то металлическое треснуло мне по ребрам, а затем еще что-то металлическое свалилось мне на голову. Одновременно с этим машина перестала двигаться, и я обнаружил себя лежащим вниз головой и кверху ногами. Голова у меня вдобавок была разбита.
И еще у меня было очень хреновое настроение. От того, что мне сунули в нос автоматный ствол и велели в темпе вальса выбираться наружу, мое настроение не улучшилось.
Глава 14
Слова напоследок
1
И вот что было странно: оба мы находились примерно в одинаково хреновой ситуации. Мы оба перевернулись на машине, нам обоим потом слегка настучали по головам, нам обоим надели наручники, потом привезли в какой-то длинный холодный зал со сквозняками и усадили на стулья. Нам обоим было примерно понятно, к чему идет дело. В таких вот помещениях дела ни к чему хорошему обычно не идут. Мухина вдобавок терзали старые болячки. Но в итоге он был совершенно спокоен и даже где-то самоуверен (если в такой ситуации можно быть самоуверенным), а у меня настроение было просто похоронное.
Когда я сказал об этом Мухину, тот понимающе кивнул и проговорил простуженным голосом:
— Знаешь, это отчего? Оттого, что ты не знаешь, что происходит. А я знаю. Поэтому для меня все это... — он пренебрежительно поморщился. — Ерунда. Я всегда знал, что этим кончится. И я давно уже к этому готов.
— Всегда?
— Ну не всегда. Лет двенадцать назад я это понял. Одним прекрасным майским вечером. И с тех пор я настраивался. Сейчас я полностью готов.
— Двенадцать лет назад? — недоверчиво спросил я. — Это ж сколько лет тебе тогда было?
— Шестнадцать. Я же говорю — у меня было время приготовиться.
Мухин был прав, я действительно не совсем понимал, что тут творится. После его слов непонятного не стало меньше.
Длинное помещение, в котором мы сидели, напоминало склад. В одном его конце была составлена старая канцелярская мебель, в другом почти до потолка высились какие-то картонные коробки. Мы сидели рядом с мебелью, а кроме нас, в помещении находилось еще человек десять. Их явно не интересовали ни коробки, ни тем более мебель. Они о чем-то интенсивно переговаривались, куда-то звонили по мобильным телефонам, а трое неотрывно наблюдали за нами. Такое внимание было мне даже немного приятно.
— Раз ты все знаешь, — повернулся я к Мухину, — объясни, что они там решают...
— Они ничего не решают, — охотно объяснил Мухин. — Они же пешки, мелочь... Решают другие. Сейчас эти другие приедут сюда, чтобы лично со мной пообщаться, — он самодовольно улыбнулся. Маленькому человечку льстило, что из-за него поднялся такой переполох и что еще какие-то люди сейчас бросают все свои дела и несутся сюда... Чтобы взглянуть в эти наглые мухинские глазки.
— Они приедут, чтобы со мной поговорить... Чтобы все узнать у меня. Меня же нельзя просто так убить, я им нужен живой, чтобы задавать мне вопросы. Это с тобой все просто, тебя можно шлепнуть без разговоров.
— Нет-нет, спасибо, — сказал я. — Уж лучше я посижу, послушаю где-нибудь в сторонке... А кто это такие? Это люди Хруста?
— Я их кличек не запоминаю, — презрительно сказал Мухин. — Много им чести. А вообще, как я уже говорил, это люди Барыни. Кто еще может отправить кучу народа на машинах и с оружием искать одного- единственного человека — меня? Только Барыня способна на такой размах — гулять так гулять!
— А что ты ей сделал?
— Я — пока ничего. Вопрос в другом — что она мне сделала?
— И что она тебе сделала?
— Эта сука, — прочувствованно произнес Мухин, — сломала мою жизнь. И ладно бы только мою. Маринкину она тоже поломала.
— Совершенно случайно, — сказал я осторожно, — это не связано с убийством, из-за которого ты и Марина попали в тюрьму? Кажется, это было лет десять или двенадцать назад.
— Хм, — Мухин насторожился. — Ты откуда взялся такой умный? Откуда ты все это вынюхал? И дурачком тут сидит прикидывается...
Я задумался — а откуда же я в самом деле это узнал? Получалось, что самые разные люди в разное время говорили мне какие-то вещи, из которых в конце концов сложилось нечто целое...
— Карабас, — сказал я. — Он знал Марину еще тогда, давно.
— Мы звали его Жиртрест, — меланхолично заметил Мухин.
— Еще был такой подполковник Лисицын... Точнее, в те времена он еще не был подполковником. Тогда он был, наверное, лейтенантом... Он тогда искал подсвечник. И так его и не нашел.
— Ты и про подсвечник знаешь? — удивился Мухин. — Ну надо же...
— И, наконец, городским прокурором в то время был мой отец.
— Иди ты, — сказал Мухин и даже попытался отодвинуться, однако с прикованной к ножке стула лодыжкой это было сделать непросто. — Этого не может быть. Ты? Ни черта себе!
Через некоторое время он успокоился и уточнил:
— Это ты про какого прокурора? Который нам с Мариной срок впаял? Или который...
— Который погиб в аварии, пока шло доследование.
— Ага, — Мухин вдруг закрыл глаза и некоторое время сидел так, не проронив ни единого слова. — Ну что ж... Могу только сказать, что он погиб очень не вовремя. Черт! — Мухин поежился. — Они меня уморят этими сквозняками! Где, мать их, мое пальто?! Ах да... — вспомнил он. — Пальто было за рулем. Интересно, куда оно делось?
