— Для конспирации, — сказал Шумов. — Чтобы, если вдруг найдется, скажем, голова... Чья-то голова. Абстрактная голова. Так вот, чтобы не было никакой связи между нею и вами. К Тыкве можно провести ниточку, а к вам — нет. Потому что Тыква получил наводку от Хруста, а Хруст мертв. Конспирация.
— Если кого-то здесь интересует эта голова, то я передал ее компетентным органам, — с возрастающим раздражением ответил ДК. — И вообще, у нас тут — судебное заседание? А ты кто, обвинитель, что ли?
— Я просто шел мимо, — усмехнулся Шумов. — И сейчас я пойду дальше. Тоже мимо. Просто хотелось поговорить. Так трудно в наше время найти умного собеседника, который понимает примерно столько же, сколько я.
— Важно не только понимать, — сказал ДК. — Важно разумно использовать свое понимание.
— А вот с этим у меня всегда были большие проблемы, — признался Шумов. — А по большому счету вы правы, я не обвинитель, а это не судебный процесс. Просто мне нужно было высказаться. И больше ничего, — Шумов подмигнул мне и отвернулся от ДК, давая понять, что разговор окончен.
— Ну и слава богу! — выдохнул начальник орловской службы безопасности. — Если все высказались, то можно и по домам ехать. Все живы-здоровы... — он посмотрел на тело Хруста и добавил без особого сожаления: — Кроме тех, кому и так полагалось сдохнуть.
— Привет Ольге Петровне, — вежливо проговорил ДК. — Я надеюсь, что она действительно не имела никакого отношения к Мухину. Надеюсь, что все ее неприятности были чистой случайностью.
— Мы тоже на это надеемся, — ответил командир. — Иначе... — Он посмотрел на свой согнутый указательный палец. — Иначе у меня тоже нервы могут не выдержать. Как у вашего снайпера. И люди у меня тоже все нервные.
— А самая здесь нервная — это я! — вдруг взорвалась Тамара. — И если вы сейчас не разойдетесь, я буду так орать, я буду так орать...
— Ну нет уж, — ДК как-то обреченно махнул рукой. — Разойдемся по-тихому. — Он еще раз печально посмотрел на Тамару и повторил: — Не самое подходящее время. И не самое подходящее место.
Я не знаю, что он имел в виду.
5
Как ни странно, но люди Орловой, Шумов и ДК с компанией действительно разошлись по-тихому, без стрельбы и гранатных разрывов. Шумов был слегка бледен, но улыбался. ДК по-военному резко повернулся и ушел в темноту отдавать распоряжения своим людям.
— Моя сумочка в машине у этого... — с легкой дрожью в голосе сказала Тамара. Кивком головы она показала на джип Тыквы. — Надо бы ее взять...
Я вспомнил злобный взгляд Тыквы. Я посмотрел на тело «не того» Олега. Я вспомнил вообще весь сегодняшний день, и мне показалось, что проще купить новую сумочку.
— Это моя счастливая сумочка, — заныла Тамара. — Мне с ней всегда везет...
— Ты в своем уме? С Мухиным тебе тоже повезло, да?!
— И еще у меня в ней документы из конторы...
Короче, я подошел к джипу Тыквы и сказал:
— Дама забыла сумочку.
— А ты страх забыл, раз приблизился ко мне ближе чем на километр, — прошипел Тыква. — Завтра ведь будет новый день, а потом еще и еще... И я обязательно с тобой сквитаюсь. За все — за алмазы, за Тамару, за то, что ты меня подставил...
— Тыква, — вышел из-за моей спины Шумов. — Помнишь грузинское вино?
— А? — как-то сразу сник Тыква.
— Гиви Иванович будет чертовски недоволен, — сказал Шумов. — Отдай сумку даме, не жмотничай...
Тыквин, не переставая ворчать, слазил в джип, нашел там сумочку и протянул ее Шумову, а не мне. Вот такая вредная скотина.
— Спасибо, — сказал Шумов. — Ты можешь быть вежливым и воспитанным, когда захочешь. Быть может, это один из первых шагов на пути превращения...
— Иди ты в задницу! — рявкнул Тыква. Стало понятно, что превращения не состоится и тыквы так и не станут золотыми каретами.
— Теперь мне еще года полтора не стоит появляться в городе, — пробормотал Шумов, когда мы шли от тыквинского джипа обратно. — Кстати, у меня для тебя есть кое-какие бумаги...
— Бумаги? — удивился я. — Давно это ты стал бюрократом?
— С кем поведешься... — Шумов достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. — Это первое. Помнишь, к Генриху ездили? Это наш с тобой договор. Можешь взять его себе и повесить в туалете. Договор не пригодился, потому что милиция до нас почему-то не добралась. Странно. Обычно такого со мной не случалось. То ли ментов кто-то нарочно отгонял от нас, то ли я становлюсь старше и умнее. Надо будет порадовать Генриха...
Я взял договор и положил его в карман. У Шумова в руках появилась вторая бумажка. Присмотревшись, я понял, что это почтовый конверт.
— Когда дядя тебя поймал с мертвой головой в сумке, — сказал Шумов, — я поджидал у подъезда... Делать нечего было. Я вскрыл твой почтовый ящик. А там письмо. Вот, пожалуйста. Все не было времени отдать...
Обратного адреса на конверте не было. Почерк незнакомый. Я пожал плечами, но конверт взял. И оторвал краешек…
В конверте оказался одинокий и невзрачный листок бумаги, исписанный с обеих сторон. Я сразу посмотрел в конец, и подпись удивила меня. Там стояло: «Л.Н. Лисицын».
Мне стало как-то не по себе, я перевернул лист и прочитал первые строчки:
Я забыл про Шумова, забыл про Тыкву, забыл про холодную ночь... Я забыл про Тамару, которая по- прежнему стояла в центре площадки и ждала, когда я принесу ей сумочку.
Я читал. Честное слово, это было сильное чтение.
Подполковник Лисицын писал:
'Меня убили. Вообще-то я надеялся, что обойдется. Но, наверное, все слишком серьезно. Когда мы встречались с тобой в последний раз в «Золотой Антилопе», я уже влип в это дело по самые уши. А если совсем точно — я влип в это дело еще много лет назад, когда искал орудие убийства одной супружеской пары и не нашел его. Не буду прикидываться праведником и не скажу, что все эти годы меня мучила совесть. Нет, не мучила. Но в последние пару недель все немного изменилось. Начнем с того, что ко мне обратился некто Америдис. Тот самый Америдис, из Москвы. Он не приехал ко мне на работу, он позвонил ко мне домой и обратился как частное лицо. Америдис хотел узнать подробности гибели своих родителей. Америдис — это фамилия его матери, а отца звали Игорь Феликсович Алексеев, он был директором алюминиевого комбината. И это его убили тем самым не найденным подсвечником. Как и его жену, Анну Семеновну Америдис. Их сын долгое время занимался бизнесом, не всегда приличным, но в конце концов он пробился наверх, стал вхож в высшие сферы. И он использовал это, чтобы выяснить правду о гибели своих родителей. Кое-что он узнал в Москве, а за подтверждением приехал сюда и обратился ко мне, потому что я участвовал в расследовании. Ничем особенным я ему помочь не мог, просто рассказал про подсвечник, про то, что на следователей давили сверху, чтобы те быстрее передавали дело в суд. И что все пошло гораздо быстрее и проще, когда трагически погиб твой отец, Саша. Так вот, зачем я, собственно, все это пишу. Америдис смог рассказать мне куда больше нового, чем я ему. И меня это новое не обрадовало. Он сказал, что смерть твоего отца не была трагической случайностью. Как не было случайностью ничто в этом деле. Тогда следствие пришло к выводу, что убийство родителей Америдиса совершили двое наркоманов, забравшихся на дачу с целью ограбления. Америдису удалось узнать, что убийство это было подготовлено какой-то женщиной по кличке Барыня. Ей нужно было поставить своего человека во главе алюминиевого комбината, чтобы ее муж мог беспрепятственно осуществлять какие-то махинации с поставкой металлов.
