— На что я шел?
— Не надо из нас делать дурачков, — вежливо попросил Козлов, а двое милиционеров, подпиравших стену справа, угрожающе на меня посмотрели. Эти тоже не любили, когда из них делали дураков. Надо же. — Вы сначала дали подписку о невыезде, а потом попытались скрыться из-под наблюдения правоохранительных органов. Вы же понимаете, как может быть расценен такой поступок.
— Минутку, — сказал я. — Давайте будем придерживаться фактов. — Милиционер у стены презрительно фыркнул: моя идея ему явно не понравилась. — Что значит «пытался скрыться»? Если бы я хотел скрыться, то и скрылся бы. И не сидел бы здесь сейчас с вами.
— А, больное самолюбие, — усмехнулся Козлов. — Я в курсе ваших сегодняшних выкрутасов. Вы оставили свою машину у подъезда и куда-то рванули с дикой скоростью, словно за вами черти гнались...
— Но потом я вернулся домой. Если бы я хотел скрыться, то никогда не сделал бы этого.
— А это вы сделали потому, что поняли: ваше бегство полностью уличит вас.
— Меня?
— А кого же еще? — искренне удивился Козлов. — Не надо думать, что тут перед вами идиоты сидят.
Он повторил это в третий или в четвертый раз, и я понял, что это у него навязчивая идея. Козлов очень не хотел казаться глупым. И в результате добивался прямо противоположного.
— Всем понятно, что Сидоров один не решился бы на такое дело, — изрек Козлов и посмотрел на меня странно. Наверное, ожидал, что я побледнею и начну потеть. Я не оправдал его ожиданий. Сенсации не вышло. — Кто-то должен был организовать это мероприятие. Кто-то более умный и расчетливый, чем Сидоров.
— Неужели я? Просто приятно слышать...
— Не умничайте, Шумов, — строго сказал Козлов. Он нахмурился. То, что его тирады не производили должного впечатления, Козлову не нравилось. — Вчера вечером вы решили, что дальше оставаться в Городе — слишком рискованно. И решили скрыться, но затем поняли, что бегство подтвердит все обвинения в ваш адрес. И решили вернуться домой.
— Тут одно из двух, — возразил я. — Либо перед вами сидит гений преступного мира, организовавший налет на «Европу-Инвест», либо дебил, не способный понять, к чему ведут его поступки. Вы уж решите для себя...
— Не надо умничать! — громко сказал Козлов и хлопнул по столу ладонью. — Когда будет нужно, мы все решим! А ты подумай, что чистосердечное признание облегчает участь...
— Чью участь? Участь следователя, у которого нет никаких доказательств? — спросил я. То ли от того, что хотелось спать, то ли от того, что Козлов с самого начала мне не слишком нравился, но ночное собеседование стало меня раздражать. И я перестал сдерживаться. Наверное, это было ошибкой.
— А я тебе очень советую — по-хорошему — признаться! — повысил голос Козлов. Следующей стадией должен был стать истерический крик. Мне не хотелось при этом присутствовать. Неожиданно даже для самого себя и тем более для Козлова я встал с табурета и подошел к двери.
— Дурацкий разговор, — сообщил я Козлову свое мнение. — В следующий раз приглашай меня днем, при свете. Или ты боишься при свете?
— Это ты сам бойся! — прошипел Козлов и выскочил из-за стола. Он протянул ко мне свои длинные руки, и это было так неприятно, что я понял: еще немного — и Козлов получит по рукам. И другим частям тела. В то же время я соображал, что бить морду милиционеру в кабинете Управления внутренних дел в присутствии еще двух ментов — очень сомнительная идея.
Так и боролись во мне эти два желания — бить или не бить. А Козлов все размахивал у меня перед лицом руками, что-то выкрикивал... Я вдруг понял, что он пьян. Не то чтобы вусмерть, но запашок присутствовал.
— А я говорю, что ты подпишешь! — проорал он мне в ухо, схватил за руку и потащил к своему столу. Я оттолкнул его. Слегка. Он не упал, только чуть пошатнулся. Сделал удивленные глаза и повернулся к своим коллегам, которые стояли у стены и ждали повода. Дождались.
— Ребята, — изумленно проговорил Козлов, будто ему и в голову никогда не приходило, что кто-то может его тронуть.
Ребята немедленно откликнулись. Я подумал, что стоит поберечь голову, и обхватил ее руками сразу же после того, как меня свалили с ног. Но ребята хорошо подготовились к мероприятию. Бить человека у них получалось лучше, чем следить.
По голове они не лупили, старались попадать по корпусу. Минут через пять мне устроили перерыв.
Козлов опустился на колени и подсунул мне под нос какой-то листок бумаги.
— Подписывай, гнида, — сказал он и схватил меня двумя пальцами за ухо. Я понял, что у Козлова нестриженные ногти. У меня сразу же пропало желание общаться с таким нечистоплотным человеком.
— Не хочешь? — с удивлением и раздражением спросил Козлов. — Ну так ведь... ну тогда все сначала...
Ничего другого я не ожидал. Козлов хотел выглядеть умным. Но с фантазией у него было слабовато.
Я даже не понял — то ли я потерял сознание от боли, то ли уснул, устав считать удары. И то и другое одинаково вероятно.
Глава 14
Линолеум на полу был чудо как хорош. Какие-то изощренные сплетения синих и красных линий, странные формы, чарующие глаз... В нормальном положении — то есть стоя — ничего подобного и не замечаешь. Топчешь такую красоту ботинком, и все. Так что Козлова стоило поблагодарить за то, что приобщил меня к прекрасному. Но только за это. За остальное мне хотелось его убить. Я чувствовал себя так, как, должно быть, чувствует себя отбитый до прозрачности кусок мяса на разделочной доске. Осталось только посолить, поперчить и бросить на раскаленную сковороду.
Я лежал на полу кабинета, и вставать мне не хотелось. Наверное, потому, чтобы не падать снова. Я рассматривал линолеум, потом перевел взгляд левее и тщательно оглядел забрызганный грязью мужской ботинок примерно сорок второго размера. Грязь выглядела свежей, и я сделал заключение, что на улице по-прежнему мерзкая погода. Тем более не было причин вставать с пола.
Потом я немного запоздало сообразил, что в кабинете гораздо светлее, чем в тот момент, когда мной играли в футбол приятели Козлова. Участвовал ли он сам в этом мероприятии — сказать трудно. Я еще не научился распознавать его характерную манеру пинать в поясницу.
То ли наступил день, то ли зажгли верхний свет. Повернуться и увидеть, что же из двух вариантов имело место, было лень.
Тут у меня неожиданно включился слух. Я как-то и забыл про него. Лежал себе в полной тишине. И так мне было хорошо. Пока я не услышал до отвращения знакомый козловский голос:
— ...ты разоряешься? Как будто что-то страшное случилось? — недоумевал он.
— Нет, ничего не случилось, — ответил Гарик, и по его тону я понял, что мой знакомый еле сдерживается. Гарик редко выходил из себя, однако сейчас, похоже, к этому шло. Интересно, что такое учудил Козлов, что разбудил в Гарике зверя?
— Даже если забыть, что это мой хороший знакомый, — сказал Гарик. — Даже если забыть, что я просил тебя сдерживать свои дурацкие инициативы... Все равно это не слишком мне нравится — привозить свидетеля ночью в Управление и бить его до потери сознания. Это не нравится мне, и это никому не понравится.
— А что это вдруг мои инициативы — дурацкие? — обиженно спросил Козлов и засопел. — А твои — не дурацкие? Что я сделал неправильно? Я узнал, что твой друган смотался от наших ребят, скинул слежку с хвоста... Я велел подождать его у подъезда и привезти сюда. Он пришел в третьем часу ночи, поэтому и оказался здесь так поздно. Скажи ему, что меньше шляться по ночам надо.
— А ты, значит, сидел тут и ждал его до трех ночи? — спросил Гарик. — С каких пор ты стал задерживаться на работе после шести вечера? Раньше за тобой такого не замечалось.
— Это наказуемо?
— Избивать свидетеля — наказуемо. Нарушать распоряжения старшего по званию — наказуемо. За
