Почтамт тут был ни при чем.
Следующим шагом для заказчика должно было стать помещение условий своего заказа в тайное место, откуда потом Филин должен был эти условия забрать. Тайным местом являлось дно храмового подсвечника в Успенской церкви. Человек подходил со свечкой, загораживал спиной подсвечник от посторонних взглядов и свободной рукой помещал конверт в щель днища подсвечника. Точно так же конверт изымался.
Цинично или нет, но эта методика казалась мне довольно продуманной, особенно для Филина. Он не был связан определенным временем. Он мог прийти за конвертом утром, днем и вечером. Он мог появиться в церкви, изучить обстановку, убедиться в своей безопасности и только потом забрать заказ. Как сказал Борода, этот способ Филин использовал для контактов с новыми клиентами. После второго или третьего раза он мог пойти на личную встречу.
Видимо, Рома был постоянным заказчиком, раз заработал себе привилегию персонального рандеву с Филином. Правда, это плохо сказалось на его здоровье.
— Вы уже повесили объявление? — спросил я Гарика.
— Вчера вечером, — спокойно ответил он. — Да-да, еще до того, как я изложил наш план шефу. Я просто не хотел терять время даром. Объявление висит уже больше суток. Конверт тоже на месте. Я, кстати, хочу взять тамошнего батюшку в разработку. Не может быть, чтобы такие дела у него под носом творились, да не один год, а он был не в курсе. Думаю, Филин ему отстегивает.
— Почему не один год? Ты говорил, что у вас в картотеке только два преступления, которые можно повесить на Филина — Мавр и Рома.
— Это преступления, которые были зарегистрированы. Он мог убить еще девять или двадцать человек, просто их тела не найдены. Он мог убивать за городом, расчленять тела, топить, растворять в кислоте, — деловито перечислял Гарик.
— Бр-р-р, — поежился я. — На ночь такие разговоры… Так вы повесили объявление, положили конверт. То есть приманка готова. А что дальше? Вы посадили засаду в церкви? И думаете, что он ее не засечет?
— В церкви нет ни единого нашего человека, — сказал Гарик. — Они все снаружи. Две машины. А в конверте — микромаяк, который засекается в одной из машин. Мы можем дать Филину возможность выйти из церкви с конвертом, на безлюдное место, а там уже… Первый предупредительный, второй — на поражение. Есть предложение живым его не брать, и я это предложение разделяю.
— И мы сейчас едем туда?
— Вот именно. Там наши ребята дежурят уже сутки. Между прочим, они стараются и ради твоей безопасности. Будь им благодарен.
— Я благодарен, — сказал я. — А где ты предлагаешь мне ночевать?
— Там, в машине. А утром подменишь ребят на дежурстве. Посидишь, посмотришь на сканирующее устройство. Ребятам надо тоже отдохнуть. К обеду тебя сменят. Возражений нет?
— Так я же в Москву собирался ехать, — напомнил я.
— Когда?
— Послезавтра, — я посмотрел на часы и уточнил, — то есть уже завтра.
Вечером.
— Ну и поедешь в свою Москву. Подежуришь, а потом поедешь. Я же говорю — ребята и ради тебя стараются. Цени.
— Угу, — отозвался я. Мне стало понятно, что ближайший день окажется весьма утомительным. Не дожидаясь, пока мы приедем к Успенской церкви, я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Я почти не помню, как вылезал из «жигуленка» и перебирался в грязный невзрачный «УАЗ», где был оборудован пункт слежения. Когда я проснулся, было уже утро, и я хорошо помнил только одно: этой ночью я не видел снов. К счастью.
Я проснулся от того, что кто-то довольно противным голосом напевал у меня над ухом:
— Три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой…
Песня почему-то исполнялась в замедленном темпе и в миноре. Звучало это как похоронный марш по этим самым танкистам. Просыпаться мне не хотелось, я лежал с закрытыми глазами и выдержал испытание музыкой до конца. Однако после песни о трех танкистах тот же голос не менее заунывно стал петь про то, что на поле танки грохотали, а солдаты шли в последний бой.
Соответственно, молодого командира уже несли с пробитой головой. Я подозревал, что позже будет исполнена песня из фильма «Четыре танкиста и собака». И это уже было бы свыше моих сил. Я решился и резко встал, немедленно треснувшись головой о потолок уазовского салона.
— Уй, блин, — сказал я и добавил еще несколько слов.
— Вот именно. Доброе утро, — сказал усатый мужчина в спортивном костюме, перестав петь. — Леша, — протянул он мне руку.
— Костя, — ответил я, держась левой рукой за макушку. — Очень приятно.
— Мне тоже. Раз ты проснулся, то я пошел обедать, — заявил Леша.
— Обедать? — Я изумленно посмотрел на часы: пять минут первого. Это называется хорошо выспаться. — Погоди, ты уходишь, а я что буду делать?
— Работать, — сказал Леша. — Вот экран, вот точка сигнала. Пока она не движется все в порядке. Если эта дура шевельнется, хватай рацию и вызывай вторую машину. У нас здесь наблюдательный пункт, а во второй машине как раз все убийцы и сидят.
— Убийцы?
— Они самые. Снайперы и всякие там костоломы. Задание понятно?
Я не слишком уверенно кивнул. В голове был легкий туман после сна, усугубившийся от удара. Бока ныли, и причиной тому было не слишком удобное ложе. Короче говоря, чувствовал я себя достаточно отвратно.
— Может, я не справлюсь тут один? — опасливо предположил я.
— Справишься, — оптимистически заявил Леша. — Тут даже идиот справится.
К тому же скоро мой напарник явится, — И вряд ли что-то случится сейчас.
Игорь сказал, что Филин скорее всего явится к вечерне, когда народу больше.
А сейчас в церкви пусто. И он ушел, оставив меня перед мерцающим пультом, от созерцания которого у меня вскоре заболели глаза.
Рядом с сиденьем стояла начатая бутылка минеральной воды, которую я одолел в три глотка. Мне стало немного получше. Во всяком случае, ощущение помойки во рту пропало. Почти пропало. В кармане плаща я отыскал пару пластинок жевательной резинки, закинул их в рот и стал медленно жевать пахнущий мятой комок. Будем считать, что я сел на диету.
Напарник Леши в конце концов действительно явился, но к тому времени я понял, что «скоро» в этой машине — понятие растяжимое. Я просидел в компании неподвижной точки почти полтора часа, прежде чем дверца «уазика» открылась и внутрь забрался толстяк в коричневой кожаной куртке. Он представился Альбертом и сказал, что теперь и я могу передохнуть. Альберт был очень любезен. Я вылез из машины и потянулся. Светило солнце, и, хотя тепла от него ждать не приходилось, в целом погода меня устраивала: спокойный безветренный день в конце октября. Что еще нужно, если перед этим ты проспал почти двенадцать часов, а потом без толку пялился на экран чертова прибора.
Из-за крыш соседнего двухэтажного дома виднелись купола Успенской церкви, тускло блестевшие на солнце. Это зрелище не вызвало у меня благостных мыслей о вечных истинах. Я поискал взглядом вторую машину, не нашел ее и понадеялся, что стоит она в правильном месте, чтобы вовремя перекрыть пути отхода от храма. Также я вспомнил, что мой «Шевроле» остался стоять на гостиничной автостоянке. По предложению Гарика. Я мысленно выругал приятеля, но, проинвентаризировав содержимое своих карманов, понял, что смогу вполне безболезненно для бюджета кататься по Городу на такси. Чем я и занялся.
Сначала я отправился в ресторан «Комета» и набил желудок, компенсируя пропущенный завтрак. Потом поехал в библиотеку. Оказалось, что еще не все копии готовы, мне пришлось прождать час с лишним, зато ушел я оттуда с кипой листов отксерокопированных публикаций о Валерии Анатольевиче Абрамове. Я теперь был надолго обеспечен увлекательным чтением. То есть я надеялся, что это чтение будет увлекательным. Из библиотечного вестибюля я позвонил Гарику в ГУВД.
