вилами (решил заколоть овцу). Со слов его жены все узнали, что утром он вернулся без вил и прилег на отдых. Да вот не проснулся он больше.
В ночь, после предания земле тела умершего, крестьяне сделали облаву на всех бродящих в округе животных и забивали насмерть вилами и кольями ни в чем не повинных животных. Овцы той никто не встретил. Вилы несчастного нашли в репейнике, у края села… Никто не сомневался — под личиной овцы приходил оборотень.
— Он приходил ко мне… Может, потому, что я его не тронул, он оставил мне жизнь. Не знаю твоего имени, но скажу — ты благородный человек. Ответь мне, кто вызывает ночных духов? Кто подвержен этому безумию? Есть ли объяснение?
— Я вижу — ты подозреваешь графа. Не все так просто… Печать проклятия никто не снял.
Они вышли к фонтану по узкой, едва заметной садовой тропе. Оживленно голосили птицы. Христиан умылся, протер лицо платком, который дал ему охранник. Обыскав карманы, своего платка Христиан не обнаружил. Но его беспокоило не это, его не покидало ощущение, что за каждым шагом его кто-то следит. Он проводил охранника, а сам ушел в лес.
С лица Христиана еще не сошли последние следы его драки с охранником, как он был посвящен в таинственный обряд.
Он собирал хворост. С Гертрудой был уговор протопить камин, чтобы ушла из дома устоявшаяся сырость. На него набросились со спины, молча связали, заставили спуститься в пещеру. Там сняли с головы накидку, в которой вели. При свете тревожных факельных огней Христиан разглядел молчаливую толпу, разделенную на три части. Каждый держал в руках чашу. На каменном выступе, куда обращены все взгляды — скомканное запачканное полотно. По центру его прибита высохшая кисть человеческой руки.
Христиан увидел каменные лица старух, будто поднятых с того света. Лишь губы их безмолвно шевелились. А рядом лицемерно склоненный ангел взирал на происходящее, не тая своей сатанинской усмешки.
На алтаре, под каменным выступом, лежала молодая женщина. Ее фигура выражала покорность, лицо отрешенно смотрело на отвисавшие с потолка уродливые камни.
Пещерное пространство было охвачено мощным звучанием органа. Пристально вглядевшись в потолок, Христиан увидел звезды. Они появились там, где потолок обрывался. И тогда Христиан вырвался из окутавших его пут и побежал, не ведая куда. Но каждое ближайшее ущелье скрывало в себе тупик…
Его схватили, поволокли чьи-то сильные руки. Он упирался ногами и вырвался еще раз, в темнеющую дыру, прополз по направлению струящейся воды. Но все теснее становилось в спасительном отверстии. Плечи застряли, и снова, из щелей, его достали цепкие руки и больно сжали его плоть.
— Где наш гость? — Юнна стояла вполоборота повернувшись к графу, и голос ее слегка дрожал. — Вы прекрасно знаете, где он. Вы еще не заметили, что Ваши изощрения не действуют Вам на пользу. Мне Вы так предподносите все, что складывается впечатление, будто не по Вашей воле он мучается.
Граф улыбался виновато и отвечал:
— Милая Юнна. Вы, если не ошибаюсь, хотите его оставить здесь. В противном случае Вы бы непременно сообщили мне о своем желании.
— У меня складывается впечатление, граф, что Вы меня не понимаете.
— Что Вы! Очень даже понимаю…
— Так вот, прошу Вас, оставьте его в покое. А свои сумасбродные идеи приберегите для картин.
— Я вовсе зла ему не причинял.
— А как он оказался на похоронах и клятвоприношениях?
— Я приготовлю ему чудное снадобье. Он успокоится. Вы ведь тоже увлекаетесь различными отварами?
— Ах, Вы следите за мной?
— Не тревожьтесь. Я спросил и только.
…Христиан проснулся в высокой траве. Стоял пасмурный день. Изредка набегал холодный ветер.
…Он шел по лесной водяной дорожке, протянувшейся между высокими соснами. Вода здесь застоялась. И тяжело нависавшее небо отпечаталось на ее поверхности.
Разодранная одежда, пересохшее горло и лицо, опухшее от побоев. Вот все, что оставило ему последнее испытание. Его не пытались убивать или мучить, скорее всего не пугали. Было ощущение, будто таким странным способом его куда-то хотят пригласить, вовлечь в нечто незнакомое. Но для чего?!
Сосны. Сосны. Старые хвойные великаны угрюмо расступались перед узкой водянистой полоской. Куда вела она? Он ожидал, что течение приведет к графскому дому и шел дальше, по колено в воде.
К вечеру промелькнуло солнце из-за туч. Христиан вытер со лба пот. Пейзаж, дотоле строгий и спокойный, вдруг приобрел мрачные тона — вода растекалась по нескольким ответвлениям, проходящим между старыми надгробьями.
В запутанности веток Христиану померещились волосы Юнны. Он подошел ближе — там, за деревьями лишь призрачная старуха проходила куда-то…
Опустив голову на грудь, Христиан пробродил всю ночь. В мозгах его была сплошная сумятица. Ноги шли сами собой. Его глаза не заметили тумана, а он повис, опустив до травы свои длани.
В двадцати шагах от Христиана застыла фигура человека в белом.
Христиан проследовал в сторону увиденного, и на открывшейся его взору опушке он увидел лежащего человека, из живота которого торчали колья.
— Христ, я столько ждала тебя. Я так волновалась. — Юнна стояла у дверей и смотрела на него широко открытыми глазами. У нее был настолько спокойный, проникновенный голос, что Христиан невольно отшатнулся, но сразу поборол свое смущение.
Она молчала. Он прижал ее голову к себе, и они пошли вверх по ступеням.
Дверь его комнаты оказалась забита гвоздями.
— Мне страшно, — промолвила девушка.
Они спустились за лампадой и гвоздодером. Но едва он принялся за работу, как пламя погасло. Пришлось спускаться за спичками.
— Не оставляй меня одну, — попросила Юнна.
Христиан вернулся. Нашел Юнну. Она сидела в углу, сжав руками колени. Лампады на месте не оказалось. Он поводил руками над полом вокруг, но тщетно. На его вопрос о местонахождении пропажи Юнна не смогла ничего ответить. Он шагнул в ее сторону и задел лампаду ногой. Раздался звук разбитого стекла, запахло керосином. Христиан потянулся за выпавшим из рук гвоздодером и порезал пальцы.
Юнна замотала платком его самую кровоточащую ранку, и они ушли в ее комнату. Христиан почувствовал вдруг полное безразличие к шуткам графа. Он стал скулить и лаять, подражая дворовым псам. У Юнны он увидел огромное зеркало и принялся жадно рассматривать свое отражение, невольно угадывая в зеркальном двойнике черты лица графа.
Она приближает к себе его пораненные пальцы и снимает с них платок… Они катаются в объятиях на полу… Она рвет на нем одежды…
За окном сгущались сумерки. И было тревожно на душе Христиана, взглянувшего на темные очертания сосен.
— Уйдем скорее… мне страшно. — Сказала Юнна и показала рукой в сторону леса. — Там пышные мхи и запах свежей мяты.
Она обвила руками его шею и тело ее задрожало под тонким платьем.
— Раньше я прикрепляла к дверям твоей комнаты траву зверобой, чтобы сберечь тебя от злых напастей… Гертруда убирала все в корзину. Я приказала слугам осмотреть весь дом — никаких дьявольских отметин не найдено. Ганс вытащил откуда-то мертвую жабу, кажется из-под ворот.
— Не говори ничего… Это граф….
— Нет-нет, — перебила Юнна. — Он своими руками спрятал восковую куклу, похожую на тебя и с ней ничего не случится…
— А кто ее вылепил? Зачем?
