неизвестно к кому.
— Он не шут, он — карлик… — последовал ответ стоящего позади старика.
— Он родственник? — спросил Христиан.
— Говорят, у графа, после смерти, остался наследник, отвергнутый графом из-за того, что он карлик. Граф однажды одумался — устроил поиски сына. Даже объявил всем, что нашел и показал мальчика. Все знали — это ложь. Так граф вторично взял на себя грех перед Господом и потерял его милость. Граф понес суровую кару, но не он один — невинные Юнна и Гюстав, невинный приемный сын, ближайшие слуги — все раньше срока покинули этот бренный мир.
Теперь народ решил не гневить Бога и отдать дань умершим и убиенным карликам графского рода, молиться за спасение их душ, садить цветы на их могилы. Тогда, может, объявится графский сын, отпустит нам прощение и прекратятся напасти, от которых столько лет нам нет покоя.
Мы в каждом карлике видим своего спасителя. Едва старик умолк, как заговорила женщина, отстраненно глядя перед собой.
— …Она лежит в саду белых хризантем, которые обожала безумно… Белые цветы и яркие ленты — она дарила их каждому. Может, глаза бедной девочки увидят их и унесут с собой в мир божественный…
— Эта женщина воспитывала Берту и Юнну… — прошептал старик, подойдя совсем близко к Христиану.
Последняя встреча с Юнной, их последний разговор. Христиан вспомнил все.
Он вернулся с берега, когда уже смеркалось. Прислуга занималась подготовкой предстоящих похорон графа. Все делалось молча, без суеты и излишнего волнения. Христиан с Юнной ушли в лес. Лениво шелестели листья, напившись дождя. Пахло мятой.
Юнна и Христиан — две хрупкие тени под лунным сиянием, шли по серебряной траве. Очертания их фигур гармонично вливались в один высокий силуэт, который нельзя было отличить от силуэтов деревьев, который трепетно дрожал под молчаливую музыку мерцающих звезд.
— С луны дует ветер, — прошептала она.
С этим шепотом в голове Христиана поднялся рой голосов и рассеялся, издавая одномерное звучание, похожее на шум ветра.
— На! Возьми же! Возьми! — говорила она.
— Я не вижу. О чем ты просишь?
— О ландыше. Я дарю тебе белые ландыши. Под порывами ветра надулись их легкие одежды.
— Старуха… — услышал Христиан и переспросил.
— Старуха, — последовало повторение.
— Куда ты смотришь? Я не вижу. Ты так вздыхаешь, что у меня подпрыгивает сердце. Мы здесь одни. Ты вздыхаешь, будто кричишь.
Она молчала, сильно сжав губы и глубоко дыша. Затем она поднесла ладонь ко рту…
Его охватило лихорадочное волнение. Он схватил ее за холодеющие руки, он заглянул в ее глаза…
Через некоторое время, в лесной тишине, раздался отчаянный крик Христиана:
— Ты мертва!
— Ты мертва! — закричал Христиан и, испугавшись собственного крика, открыл глаза. На него в упор смотрела Юнна. Лицо ее было покрыто дряблой порванной кожей, над которой свисали волосы как нити шерсти. В глазах ее застыл бешеный смех.
Христиан бросился с кровати на пол. За дверьми больничной палаты, в которой он лежал, послышался отчетливый стук каблуков. С керосиновой лампой в руке сбежала санитарка.
— Христиан! Что случилось? Встаньте с пола. Вы каждую ночь поднимаете крик. Опять ведьма?
«Боже! Какое знакомое лицо!» — подумал Христиан, когда санитарка подняла лампу к лицу.
Она продолжала его успокаивать, поднимая упавшие на пол простыни:
— …Окна закрыты, двери на улицу заперты, в коридоре никого нет, кроме меня… Вас ведь собираются выписывать. Доктор говорит, что Ваш рассудок здоров…
После этих слов она улыбнулась лисьей улыбкой и ушла.
Когда за окном рассвело, Христиан разглядел на груди кровяные контуры недорисованного символа: три извивающиеся звездные конечности.
«Я узнал тебя… пропавшая Берта. Ты напрасно прячешься под маской сестры. Твоя сестра меня любила, и страсть к смерти, которая может в ней рождалась, погубила ее, но меня прошла стороной.
Что ты хочешь от меня, Берта? Или мстишь за сестру? Ведь ей я позволил бы все, но не тебе. Уйди от меня прочь…»
Утром за ним пришла другая санитарка и повела его к доктору. Его приветствовали гуляющие душевнобольные. Христиан не упустил никого: кому скорчил гримасу, кому покачал головой, кому кинул ободряющие слова.
— Вам не кажется странной? — обратился Христиан к санитарке.
— Что-что? — переспросила она.
— Морская звезда, всплывшая на рассвете, — произнес он довольным тоном.
В окнах коридора, за толстым решетками, показался сад. В нем зацвели яблони. Глаза Христиана погрустнели. Он принялся разглаживать на голове непослушные седые локоны волос.
Доктор уже ждал Христиана в своем кабинете.
— Минувшей ночью в дверь клиники постучал один посетитель. Ему открыли, несмотря на его поздний визит. Он отказался представиться. Я уже не беру в расчет его странный вид.
Конечно, бывает, нас посещают бывшие пациенты, которые не совсем выздоровели или заскучали по оказанному им здесь теплу. Но этот, судя по всему, у нас не лечился. Во всяком случае, за время своей практики я его припомнить не могу.
Он пожелал встречи с Вами. Мы отказали, естественно. Посетитель не возмутился, что делает ему честь. Он передал письмо и попросил сообщить Вам на словах: Ваше настоящее имя — Христиан фон Зольбах. Вы единственный прямой наследник покойного графа Генриха. О чем, быть может, не догадываетесь.
Доктор протянул Христиану письмо. В нем говорилось:
«Любезнейший граф Христиан фон Зольбах.
Ваша мать, урожденная Генриетта фон Зольбах погибла в 1853 году при невыясненных обстоятельствах. Перед этой страшной трагедией Вас увезли шести лет от роду в город, на воспитание дальних родственников. Вас считали карликом, из-за того, что Вы медленно росли. Граф побоялся оставить Вас в доме. Именно его обвиняли потом в смерти Вашей матушки. Ее прах покоится теперь в склепе, на кладбище Ангелов.
Я сообщил Вам то, что уже тогда Вы узнали и поспешили на встречу с отцом и на могилу матери. Вашу лодку перевернуло штормом. Вы чудом уцелели, но пережитый шок не дал Вам вспомнить то, что Вы знали…»
Христиан отвел глаза от письма и задумался:
«Значит, я рыл драгоценности, кощунственно потревожив прах моей матери. Ее бродивший дух в облачении старухи не позволял мне служить Сатане, и потому я не нашел эти камни. Но почему Юнна шептала: „старуха“ и остерегалась ее призрака? Ведь Юнна также спасала меня от нечисти, сама едва не покоряясь Сатане. Я полюбил ее. Я бы отдал все, чтобы в час своей смерти вновь испытать ту любовь, перемешанную с ужасами. Я обожал эту девушку, рассыпавшую звезды и цветы. Я клянусь, мне завидовал Дьявол…»
— Христиан! Да придите же в себя. Вы дочитали письмо?
Доктор стоял перед ним и тряс его за плечи. Дальше Христиан стал читать вслух:
— …Теперь, дорогой Христиан, я приближаюсь к цели своего письма. Я спешу облегчить Ваши воспоминания. Вам надлежит прибыть на остров и приступить к делам. Сопровождающие прибудут за Вами.
На острове Вас ждет Ваша возлюбленная. Она не умирала, как это могло Вам показаться. Да-да, она
