обнаружилось. За время полета не изменилась только одна Чапа, она осталась прежней — маленькой и хвостатой.
— Я расту умом, не удлинняясь, — сказала собака. — Бррр, какой тут собачий холод!
С каждой минутой нам становилось все холоднее и холоднее, мы вырастали из своих одежд и мыслей, и наша одежда превращалась в жалкие лохмотья, а мысли куда-то все исчезли.
— Что с нами происходит? — испугалась Наташа, чувствуя, как всю ее колотит и распирает изнутри дрожь.
— Акселерация? — задумчиво предположил Витя.
Он совсем не огорчился, что мы провалились в бездну. Он как будто ничего не замечал. У него была такая привычка — ничего не замечать. Иногда спросим его: «О чем ты думаешь?» Он только отмахнется: «Да так, сам не знаю!»
— Вечно у тебя в запасе какие-то дурацкие слова, — заворчал Аленька и тут же злобно набросился на Кеворку: — Загнал нас в ловушку. Мимо проносятся лучшие годы. Летим куда-то к черту на рога. Ничего не знаем, ничего не видели, ничему не научились. Впереди сплошная неизвестность, может даже смерть — и все из-за тебя, предатель!
— Не смей так говорить! Я предупреждал… но кто мне поверил? Из-за вас я нарушил…
— А я еще в куклы не наигралась, — прошептала Кима, — думала, всю жизнь буду играть, но почему- то сейчас совсем уже не хочется, почему?
Никто из нас действительно ни в чем толком не разбирался, школу мы, можно сказать, в глаза не видели, проскочили мимо, так что груз знаний вообще не тяготел над нами. Один только Витя сумел наполнить себя в этом невероятном движении неизвестно куда: он копил и накапливал свои знания, добывал их по крохам, по крупицам из самых пустых и даже ничтожных событий. Мы с надеждой теперь ждали, что вот сейчас он нам все объяснит, и нам сразу станет легче, и мы все поймем.
Но ничего подобного, Витя молчал, он думал о своем.
Голос Раплета ввинтился нам в уши:
— Кто хочет прибыть в пространство Олфея в систему Альдебарана в виде целого экземпляра, а не мешком переломанных костей — прошу закрыть глаза и скрестить на груди руки. Без моей команды положение категорически не менять!
Мы все, кроме Аленьки, четко выполнили команду.
«Раз в столетие по земному календарю, — Раплет включил пленку, на которой была записана чья-то речь, — на Земле наступает состояние минимума-миниморума, открытого учеными Лабиринта, когда на одно мгновение по-Хартингски сила тяготения там ослабевает до нуля и через Хартингский Лаз возможна перекачка в пространство Олфея в систему Альдебарана любого земного и космического вещества. Ученые и техники Лабиринта Лабораторий прошили Землю нейтронной иглой и произвели перекачку идей и человеческого материала. Операция „Пятилистник“ закончилась. Поздравляем всех участников этого эксперимента с успешным его завершением!»
Мы резко остановились, и острая боль пронзила нас. Мы громко застонали в один голос, боясь пошевелиться. Но вот вспыхнул ослепительно яркий свет.
Аленька закричал:
— Я ничего не вижу — глаза совсем как не мои! — Он застонал от страха, а мы — от жалости к нему и к себе.
— Ты всегда был слепой, — насмешливо проскрипел Раплет. — Тебя предупреждали…
— Раплет, миленький, хорошенький, самый лучший на свете! — зарыдала Кима. — Верни нас, пожалуйста, поскорее домой, а мы за это никогда не будем над тобой смеяться и дразнить тебя. Моя мама очень волнуется, у нее больное сердце!
Раплет захохотал:
— Ваши сердца или там желудки нас не интересуют — только головы! И вообще — мысли о возвращении лучше отбросьте куда-нибудь подальше. От нас нет выхода.
— Ерунда, — неожиданно вмешался Витя, — не бывает такого, чтобы дороги вели только в одну сторону. Они приводят, но они же и уводят.
Мы ожили, стали Витю обнимать, целовать. Все, кроме Кеворки.
— Наша система замкнута, запаяна Хартингским Временем в кольцо. Обратный поток информации в ней отсутствует.
— А как же тогда Кеворка? Он-то каким-то образом ушел отсюда, — не сдавался Витя. — А ты сам, Раплет?
И мы его дружно поддержали радостными криками и воплями, что мы тоже отсюда уйдем, не на тех напали!
— Это не ваша забота, вам этого не дано знать, — ответил Раплет, — но так и быть, по старой дружбе, — он засмеялся, — я отвечу на ваш вопрос. Все равно ваш конец уже заранее и уже давным-давно предрешен. Кеворка — наш разведчик. У него свой закон. Он — сущность. А вы — материал для исследований, земные обра…
Раплет не закончил: мы грохнулись куда-то.
Не успели мы как следует ужаснуться — над нами раздался вселенский грохот, огненный смерч опалил нам лица, наши тела высоко подпрыгнули и выкатились на огромные весы, словно картофелины с овощного конвейера.
Кто-то сказал:
— Двести терри вместе с собакой. Зашкаливает.
Мы попрыгали с весов на какую-то поверхность. Под ногами ощутили опору, и своей твердостью она напомнила нам землю.
— Ребята, дайте руку бедному слепому — я ничего не вижууууу! — завыл Аленька.
— Считай, что тебе крупно повезло, — ответил Витя и подал руку бедному слепому.
Мы огляделись по сторонам — из лилового мрака выступал клочок вздыбленной серой поверхности, покатой, как спина огромного слона. «Альдебаранский привет выходцам с того света!» — прочитали мы с Кимой вслух плакат у себя над головой, написанный корявыми буквами. Он был привязан к ближайшему, как нам показалось, подвесному облаку, потому что это облако раскачивалось туда-сюда вместе с этим плакатом.
— Никак они принимают нас за покойников? — развеселился Аленька. Он легко переходил от уныния к веселью и наоборот. — Как бы я хотел сам это все увидеть своими глазами!
— Протри получше глаза — и все увидишь, — небрежно бросил ему Кеворка и пропал в лиловом мраке.
Аленька протер глаза и действительно все увидел своими глазами.
А увидел он, как и все мы, большой прозрачный куб, светящийся изнутри. В нескольких шагах от куба стоял столб с флажком «Державие Хинга карка Касавы, Кваркерония. Квадрант кьяри». Вниз, откуда мы прибыли, уходила стрелка, на которой значилось — «Тот свет».
Аленька ударил сначала кулаком по пространству, а потом ногой по столбу и сломал его. Ломать, крушить все без разбору на своем пути было его первейшим делом и любимым занятием.
— Эй, есть тут кто живой? Вы все на свете перепутали, — завопил он. — Это ваш свет — тот, а наш — этот! Выходцы с того света, выходите. Мы к вам прикатили на вашей, как она там… телеге-таратайке, прокачке. Никакой мы вам не материал и не образцы, а — люди! Мы сейчас вам тут такое устроим…
Мы бурно поддержали Аленьку — минута растерянности прошла. Главное, не трусить и оставить первое и последнее слово за собой, а там разберемся.
— Их никак не назовешь спокойниками, — произнес неизвестно откуда взявшийся старец, плоский, как огромная кукла из театра теней. Он был совершенно лысый. — Боюсь, не отразилось бы это на качестве образцов. Гут, двигай и сразу опускай. В клетку их, поскорей в клетку! — Старец зябко поежился, махнул кому-то и поплотнее закутался в розовый плащ — светлое пятно в лиловом мраке.
Куб в одно мгновение взвился вверх, переместился туда, где мы стояли, и упал на нас: мы очутились в кубе, в своей прозрачной клетке.
— Светилам, да и мне тоже, хотелось бы материала помоложе. Тогда он интереснее и работать с ним гораздо приятней. Они проектировали детей, а это — почти взрослые особи. Что-то сплоховали на этот раз