школы.
– Я не могла, – сказала я. – Я хотела, но не могла…
Фрэнк, склонившись ко мне, старался заглянуть мне в лицо.
– Камилла, ты выглядишь так, точно тебя только что пырнули ножом. Лучше давай поднимемся ко мне. Хотя нет. Ничего не выйдет. Мона и Билл дома.
– А Луиза вернулась? – спросила я.
– Нет еще. И нам ведь не очень-то охота с ней столкнуться. Пошли.
– Но ведь ты куда-то направлялся… – Мой голос срывался.
– Да в библиотеку за книжкой. Я очень на тебя разозлился. Я решил, что ты меня просто надула.
Он взял меня под руку и пошел с такой скоростью, что мне почти что пришлось бежать.
– Извини, – сказал он, – но ты выглядишь такой замерзшей, что мне показалась, надо идти быстрее, чтобы тебя согреть.
Я его даже не спросила, куда мы идем. Самое главное было, что Фрэнк держал меня под руку и проявлял заботу обо мне.
Мы остановились перед обшарпанным кинотеатром на какой-то плохо освещенной улочке. Фрэнк купил билеты и повел меня внутрь. В фойе было темновато, душно и дышалось тяжело. Какая-то женщина с торчащими седыми волосами ругалась на конфетный автомат, который не давал ей ни конфет, ни денег обратно. Фрэнк подошел, нажал на нужный рычажок, и коробочка конфет плюхнулась на подносик. Женщина осыпала Фрэнка благодарностями на ломаном английском языке.
На полу в фойе был постелен вытертый ковер, весь замусоренный конфетными обертками и окурками сигарет. Я стояла, тупо уставившись в пол, пока Фрэнк не повел меня по лестнице – два пролета наверх. Мы вошли на верхний балкон. На экране какие-то мужчина и женщина целовались. Мне на мгновение показалось, что меня сейчас вырвет. Потом женщина отлепилась от своего партнера и стала что-то кричать по-итальянски. Мы с Фрэнком уселись на самом верхнем ряду. Балкон был почти пуст. Только на первом ряду поместились несколько человек.
Между нами было несколько рядов пустых кресел.
– Это неплохая картина, – сказал Фрэнк. – Мы с Моной ее уже смотрели.
Я глядела на экран, но никак не могла сосредоточиться. Казалось, люди на экране просто бестолково мечутся туда-сюда. Мне даже не удавалось прочесть английские субтитры – такой сумбур был у меня в голове. Я перегнулась и положила голову к себе на колени. Меня снова начало трясти.
– Послушай, Камилла, – сказал Фрэнк, – ты живая, и это самое главное. Я хочу сказать, ничего не может быть слишком ужасным до тех пор, пока человек жив.
Я повернулась и поглядела на Фрэнка, и хотя меня все еще трясло, я вдруг сделалась совершенно спокойной. Я смотрела на его лицо, по которому бегали отсветы от экрана, и казалось, точно я вижу его во сне или гляжу на него со дна океана сквозь миллионы тонн воды.
– Моя мама умерла, – сказала я каким-то спокойным стеклянным голосом.
– Что?! – воскликнул Фрэнк.
И тут я точно проснулась, и страшно смутилась, и замотала головой:
– Нет, нет, не умерла, она просто… – Я сама не знала, что я хочу сказать.
Мне казалось, будто мама умерла, но она не умерла. Мне так казалось не потому, что она пыталась перерезать себе вены, а потому, что она говорила с Жаком по телефону.
– О, Фрэнк! – воскликнула я. – Я не знаю, что мне делать!
Сидя рядом со мной, Фрэнк какое-то время пристально смотрел на экран. Потом он спросил меня:
– Хочешь рассказать мне?
– Не знаю, – ответила я. – Я просто… О, Фрэнк, я не знаю, что мне делать!
– Послушай, Камилла, – сказал Фрэнк. И он повторил то, что уже говорил прежде: – Послушай, Камилла, ты жива. Ты жива, и это самое главное на свете. Люди умирают, и даже молодыми, вот о них-то и надо печалиться. Не важно, что случается. До тех пор, пока человек жив, – все в порядке.
И вдруг мне расхотелось быть живой. Я подумала, что если бы я умерла, я бы не знала, что мама разговаривала с Жаком, или не знала бы, что она резала вены, и не видела бы, как она целовалась с Жаком в гостиной. Тогда у меня не было бы ощущения, что я живу в каком-то кошмарном сне, и не пришлось бы думать, что же мне теперь делать.
– Я не хочу быть живой, – сказала я. И предпочла бы умереть.
Тогда Фрэнк сгреб меня за плечи и стал изо всех сил трясти и тряс до тех пор, пока я не расплакалась.
– Прости, – сказал Фрэнк сердитым голосом. – Но ты меня вынудила. Просто вынудила.
Мы довольно долго сидели молча. Фрэнк смотрел на экран. Постепенно и я стала смотреть, хотя слезы все еще туманили мне глаза.
Через какое-то время Фрэнк накрыл мою руку ладонью. Он ничего не сказал, но я поняла, что между нами все хорошо опять.
И тут вдруг я вспомнила про Луизу. Я же оставила ее в Музее современного искусства! И я почувствовала, как кровь бросилась мне в голову от того, что я наделала.
– Луиза, – пробормотала я. – Луиза!
