минуточку отвлеклась от покупателя.
– Фрэнки, ты придешь сегодня с нами поужинать?
– Конечно, – ответил Фрэнк. – Да. Конечно.
– И ты, Камилла? Ты сможешь прийти? Мы были бы тебе очень рады. Возможно, Фрэнки рассказал тебе о Джонни, но пусть это… Я не хочу сегодня никого приглашать, но очень хочу, чтобы пришли вы оба.
– Спасибо, – сказала я. – Я бы очень хотела. Но я должна спросить у родителей.
Она подвинула ко мне телефонный аппарат. Я набрала номер. К телефону подошла Картер. Я просила ее узнать у мамы, могу ли я остаться на ужин. Какое-то время было тихо, потом Картер вновь взяла трубку и сказала, что мама просит меня вернуться домой.
– Позовите к телефону маму, – сказала я.
Но Картер ответила своим голосом, который был не теплее рыбьей крови:
– Мама неважно себя чувствует, мисс Камилла. Я не хочу снова ее тревожить. Она сказала, чтобы вы возвращались домой, и я думаю, вам так и надо поступить. Пора бы уже научиться немного думать о других.
– Пожалуйста, позовите маму, – снова сказала я, но она повесила трубку.
Миссис Стефановски положила мне руку на плечо.
– Если мама хочет, чтобы ты вернулась домой, так и надо сделать. Ты придешь к нам с Фрэнки в другой раз. Я рада, что он познакомил нас с тобой. Ты хорошая девочка. И хорошенькая. Я рада за него. Приходи с ней снова, Фрэнки.
– Обязательно, – сказал Фрэнк. – Я провожу тебя до дома, Кэм. Я вернусь через час, миссис Стефановски.
Когда мы дошли до нашего дома. Фрэнк спросил:
– Послушай, ты можешь выучить все, что задано, за сегодняшний вечер?
– Могу.
– Тогда давай встретимся завтра у обелиска в десять утра. Идет?
– Идет, – сказала я.
Он торопливо пожал мне руку и ушел, а я вошла в дом. Ни привратник, ни «лифтовый мальчик» ничего не сказали мне, только: «Добрый вечер, мисс Камилла». Но по тому, как они на меня посмотрели, можно было предположить, что Жак там, наверху. Мне тут же захотелось убежать из дома и догнать Фрэнка.
Но когда я поднялась в квартиру, мама лежала в постели и листала какой-то журнал. Она поцеловала меня и послала сказать Картер, чтобы та принесла нам чаю.
– С кем ты была целый день? – спросила она.
– С Луизой и Фрэнком.
– Кто это Фрэнк?
– Луизин брат.
– Ты мне о нем ничего не говорила.
– Я стала видеться с ним совсем недавно.
– Ты пришла домой одна?
– Нет. Фрэнк проводил меня.
– Он тебе… он тебе нравится?
– Больше всех на свете, – сказала я и вообразила, что я иду рядом с Фрэнком по улице, а не стою столбом возле маминой постели.
– Мне надо делать уроки, – сказала я. – А папа придет к ужину?
– Да, – ответила мама и протянула руку к моей руке. – О, Камилла, ты стала такая закрытая, как моллюск в раковине. Ты была такая теплая, такая ласковая девочка. Что это? Что с тобой случилось?
– Ничего, – сказала я.
Я пошла к себе и стала делать уроки. Потом я позвонила Луизе, но она не стала со мной говорить, и я рассердилась на нее за то, что она сердится на меня.
Папа пришел домой, и я посидела рядом с ним, пока он пил свой коктейль. Но мы не разговаривали. Больше всего на свете мне хотелось пойти в парк к обелиску и дождаться там утра.
7
В воскресенье мои родители завтракали поздно. Так что я поела на кухне одна и отправилась в парк к обелиску. Было еще рано. Фрэнк пока еще не должен был прийти. Я смотрела на ребятишек, которые играли в «гигантские шаги», перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Я почувствовала себя ужасно постаревшей. Еще год назад я сама играла в эту игру, а теперь только стояла и наблюдала. Я вдруг поняла, что с прошлой среды прожила такую долгую жизнь, которая была длиннее всей моей предыдущей жизни. Можно складывать количество прожитых дней и получать совершенно разные ответы: два и два не всегда составляют четыре. Законы математики оказывались непостоянными.
Фрэнк тоже появился раньше. Я прождала не так долго, как он подошел ко мне и сказал:
– Привет, Камилла.
