тебе, о бард?
– Потому что ты любишь смерть, - ответил Фома, - а я - жизнь. Я хочу убить убийство. Вот разница между нами.
– Великая битва, - изрек Ингкел, - последняя битва. Ваша проклятая горючая грязь не будет больше отравлять нашу воду. Ваше железо Не будет ржаветь в нашей земле…
Он сел на скамью напротив Фомы, точно так же обхватив колени руками.
– Ингкел, я слышал, вы вовсе не потому воюете. Даже если бы люди не сделали вам ничего плохого, вы все равно убивали бы их в Дельте. Кто первый начал эту войну, Ингкел? Кто первым убил? Готов спорить, это были кэлпи.
Ингкел беспокойно пошевелился.
– Откуда ты знаешь?
– Догадался. Дочь-сестра сказала, вы воюете в силу обычая, вот и все. И тот, кто уцелеет, становится старшим.
Ингкел торопливо прижал пальцы к губам.
– Она говорила с тобой об этом? - спросил он невнятно.
– Да.
Ингкел уронил руку.
– Тогда ты и вправду бард, - сказал он. - Пой!
Вдалеке прилив гнал по Дельте гигантскую волну, но здесь слышался лишь отдаленный гул, словно где- то далеко садился на уходящую в плавни взлетную полосу грузный бомбардировщик.
Он расчехлил арфу и встал в лодке. Какое-то время он покачивался в такт волне, пытаясь найти свой внутренний ритм, потом запел:
– А-а! - закричали кэлпи и ударили копьем о копье. «Лучшая моя песня, - думал Фома, - люди прекрасны; я люблю их, это мое племя, мой род, равного которому нету. И кэлпи полюбят людей и не захотят умирать, они полюбят жизнь, ковровая бомбардировка не истребила их, как ожидалось, люди вынуждены будут пойти на переговоры… Я сам пойду на переговоры, я буду мостом, посредником, ведь люди жестоки от отчаянья, от страха, а страха больше не будет…»
И ехидная улыбка Хромоножки всходила над этими мыслями, точно ущербный серп луны.
И маленький пакостник Роджер бегал кругами по детской площадке, крича: «Фома - кэлпи! Фома - вонючий кэлпи!» И качались во мраке на плоту, уложенные бок о бок, бледные, как личинки навозных мух, холодные, мертвые люди, и горели мертвые кэлпи, развешанные на наблюдательной вышке… Лодки кэлпи виделись смутно, словно сквозь радужный туман. «Это слезы - подумал он, - всего лишь слезы».
Но он продолжал петь, и арфа Амаргена стонала под его рукой:
И тогда он поднял арфу и ударил о колено, и она всхлипнула последний раз, точно прощая его.
– Я больше не буду петь! - крикнул он. - Я не буду петь битву! Это последняя моя песня!
– А-а-а! - кричали кэлпи, лица их с раскрытыми ртами казались странно одинаковыми, и ему стало страшно.
Ингкел один из всей толпы не кричал, но в глазах его стояли слезы.
– Это была замечательная песня, Фома, - сказал он. - Я сомневался в тебе. Прости. Ты лучший бард, что у нас был.
– Я спел песню мира, - вздохнул Фома, усталый и опустошенный. - Я все-таки спел песню мира.
– После такой песни воины ринутся в битву как водяные кони, - согласился Ингкел. - Такого еще никогда не было. Ты погляди на них!
– Но я не пел песню битвы, - слабо возразил Фома. - Я пел песню любви.
– Маленький мальчик, - нежно сказал Ингкел и поцеловал его в плечо, - маленький мальчик. Песня любви и есть песня битвы. Как можно убивать врагов, не любя их? И ты прав, что сломал свою арфу, - продолжал он, - такую песню невозможно повторить. Это вершина. Другие барды будут петь об этом столетиями…
И тогда Фома заплакал.
– Я маленький мальчик, - говорил он сквозь слезы. - Ты прав, Ингкел, я просто маленький мальчик. Что я наделал, Ингкел, что я наделал?
Но крики воинов заглушали его слова… …От лодок, плясавших на волнах выжженной Дельты, рябило в глазах. «Я сделал что-то ужасное, - думал Фома. - Она что-то сделала со мной тогда, я был маленьким и стал большим. Но не совсем большим. Я ничего не понял».
– Если бард поет, - сказал Ингкел, - это открывается всем. Новое знание приходит через барда. Ты пел про ваших дочерей-сестер. Это правда?
Фома пожал плечами. У них в классе было десять мальчишек и тринадцать девчонок. Девчонок всегда больше. Это всем известно.
– И мы все сможем стать старшими?
– Я не знаю, Ингкел, - с тоской проговорил Фома. - Я пел не про это. Я пел про любовь. Ингкел, как объяснить, вот ваше племя… вот племя людей… я как мост между вами. Люди не могут выжить в Дельте,
