Как сообщает Авл Геллий в «Аттических ночах», в Риме во второй половине II в. н. э. некто Анниан собрал и перевел большое количество этих песен, мода на которые еще не прошла.
Согласно достаточно позднему свидетельству Цензорина, Варрон в своих трудах цитировал какие-то «Тосканские истории», несомненно, написанные не раньше чем в IV в. до н. э. Они представляли собой хроники и анналы, касающиеся конкретных тосканских городов. Память о выдающихся событиях в жизни этих городов, должно быть, перемешивалась с преданиями старинных аристократических семей. Свидетельство римского ученого подтвердилось в наше время открытием в Тарквинии, священном городе Этрурии, латинских надписей, датирующихся I в., но превозносящих славу этрусских граждан давно ушедших эпох. Эти надписи являются очень поздним отражением древней семейной традиции, основанной на воспоминаниях о подлинных событиях и неизбежном преувеличении роли семей, гордящихся своими именами. Веррий Флакк, писавший свои «Res tuscae»[13], и император Клавдий – большой эрудит и этрусколог, сочинивший двадцать книг не дошедшей до нас «Тирреники», наверняка знали эти, не только очень древние, но и имевшие колоссальную ценность источники. Важнейшей частью этрусской литературы – и той, о которой мы имеем наиболее точную информацию, – была литература религиозная. Эти священные книги знакомят нас с захватывающим и многогранным царством этрусской религии, к рассмотрению которой мы и обратимся.
Этрусская религия
На Западе в древности не было народа, более подверженного всевозможным ритуалам, чем этруски. Все время пребывать в состоянии тревоги, связанном с божественными силами, управляющими жизнью человека, – несомненно, одна из характерных черт этой поразительной нации. Древние авторы также это отмечали. Этруски – народ тем более преданный религиозным ритуалам, поскольку преуспел в искусстве их исполнения, отмечал Ливий. В гораздо более поздние времена Арнобий еще помнит об Этрурии одновременно как матери и творце суеверей. В сущности, вся жизнь этрусков была окружена сложной системой табу и правил поведения. Похоже, в Этрурии не происходило, как в Греции, а позже в Риме, постепенного отделения религиозной жизни от светской.
Этим Этрурия очень сильно отличается от языческих Греции и Рима, и оригинальная позиция этрусков четко проявляется в их отношении к событиям. По мнению греков и римлян, в мире за многие столетия все уже устоялось. Первобытный человек усматривал повсюду постоянное взаимопроникновение священного и обычного, а благодаря накопленным знаниям люди смогли объяснить неизбежные связи между многочисленными феноменами и понять, что повседневные события не требуют вмешательства внешней силы. Но как ни странно, отнюдь не так считали этруски, для которых на протяжении всей их истории любые поступки человека были окружены аурой святости. Самые обыденные и легкообъяснимые явления живой природы и человеческого общества были для них неразрывно связаны с присутствием и постоянной деятельностью таинственных сил Небес и Преисподней.
Этрусская религия была религией откровения. Первым источником откровения стало таинственное существо, родившееся из недр земли. Вот что говорит миф: однажды некий пахарь из Тарквинии, прорыв более глубокую борозду, чем обычно, увидел, как из нее вырвался крохотный дух с лицом ребенка, но с седыми волосами и мудростью старика. На крики изумленного земледельца сбежалась вся Этрурия, и тогда этот дух-гений, который звался Таг и был сыном Юпитера, огласил царям двенадцати городов те правила для расшифровки знамений, которые передавались позднейшим поколениям. Исполнив свою миссию, Таг исчез или, согласно некоторым версиям, умер. Эту чудесную историю пересказывает Цицерон в своем трактате о гадании (II, 23).
Согласно другим авторам, этруски своим откровением частично обязаны нимфе по имени Вегоя или Бегое. Считалось, что она обучила их некоторым ритуальным правилам и сообщила людям принципы измерения и способ отмечать границы полей. Ее откровения якобы хранились вместе с Сивиллиными книгами – таинственным кодексом, авторство которого приписывалось Кумской сивилле, – в храме Юпитера Капитолийского, а во времена правления Августа – в храме Аполлона на Палатине.
В этрусскую эпоху текст откровения содержался в священных книгах, которые, возможно, были отчасти написаны в более поздние времена. Эти антологии пророчеств делятся на три категории: libri haruspicini, повествующие об искусстве исследования внутренностей жертвы и получения на его основе ценной информации о будущем; libri fulgurales, рассказывающие о молниях, их происхождении, смысле и значении, и libri rituales, наиболее всеобъемлющие из всех книг, поскольку они содержат весь свод правил, определяющих жизнь людей в городах, полное изложение учения о смерти и посмертной участи человека и, наконец, запутанную систему, объясняющую знамения, которыми боги выражают свою волю земным жителям.
Такая фундаментальная классификация того, что римские авторы называли disciplina etrusca («этрусская дисциплина»), раскрывает важный момент – значение толковательного искусства в этрусской религиозной жизни. Теория молний, исследование внутренностей жертв и анализ знамений имели единственную цель и значение: дать людям возможность выяснить волю богов, узнать, какие церемонии следует провести, чтобы умиротворить их, и узнать, насколько неизбежны те явления, о которых говорят священные знаки.
Благодаря этому мы яснее понимаем, какое место занимало в жизни этрусков Mantike, или прорицание, – это чрезвычайно странное и запутанное искусство, во все времена интересовавшее людей, озабоченных судьбой и будущим. Этрусские жрецы – гаруспики – были умелыми специалистами и обязаны были знать все правила сложной теологии. Первоначально их роль заключалась в том, чтобы тщательно подмечать все божественные знамения, проявляющиеся на Земле, и на их основе делать практические выводы, касающиеся поведения людей. Этимология слова «гаруспик» неясна и служила источником многих споров у античных авторов. Хотя вторая часть слова явно представляет собой индоевропейский корень, связанный с идеей исследования и наблюдения, его первый элемент всегда считался чужеродным для латыни. Предполагалось, что он связан с ассирийским «хар» – «печень». Но такое толкование остается спорным.
Так или иначе, в течение всей истории древней Италии гаруспики считались непревзойденными мастерами прорицания не только в Этрурии, но и в Риме. Мы уже отмечали любопытные восточные мотивы, раскрывающиеся в некоторых аспектах их искусства. В основе своей оно опиралось на неизменную тенденцию этрусков читать в мировой книге не только откровения прошлого, но и предвестия будущего. При естественном порядке, имеющем глубокие священные корни, любое явление служит знамением, а чудо является всего лишь знамением особой важности.
Хотя греки уже давно не очень-то беспокоились по поводу будущего и воли богов, прорицательство все-таки играло очень важную роль и в Элладе. Но эта общность интересов не должна нас обманывать. Пророчества были очень распространены в Греции, о чем свидетельствуют число и популярность тамошних оракулов, однако греки крайне сдержанно относились к необычным и рационально необъяснимым явлениям. Разумеется, Бессмертные, живущие на Олимпе, могли чудесами нарушить ход повседневной жизни, но обычно они уважали его и сообщали о своих пожеланиях лишь малозаметными знаками – мелкими знамениями, не нарушающими естественных законов, или же вещали устами своих прорицателей и жриц.
Непосредственное вмешательство богов в земные дела было редкостью – например, землетрясение, гром и молнии, вызванные Аполлоном для спасения своего святилища в Дельфах, когда тому угрожали нечестивые кельтские захватчики. В целом греки неохотно признавали нарушение естественного порядка вещей божественными существами. Этим они очень сильно отличались от этрусков, которые во всем
