Гиви вздохнул. Эх, подумал он, зажмурившись, ладно уж, пусть бы лучше гарем…
— Мишенька! — раздалось у него над ухом.
Он открыл глаза.
Пересекая площадь, перебирала по брусчатке полными ножками, одетыми в лаковые черные туфельки, Варвара Тимофеевна.
— Мишенька! — вновь обратилась она к Шендеровичу (Гиви подозревал, что его собственное имя так и осталось для нее тайной, покрытой мраком), — ты тоже Аллочку ищешь?
— А то! — угрюмо согласился Шендерович.
— Вот и мы ее ищем. Юрочка беспокоится.
Капитан, доселе укрывавшийся в неверной тени акации, выплыл на свет, неприязненно покосившись на Шендеровича. Поздоровался, однако, вежливо.
— Слышали уже? — спросил он, кивнув в сторону деловито сновавших у дверей сыщиков. — Стелу украли.
— Слыхали, — не менее неприязненно отозвался Шендерович. Почему-то появление капитана ему явно не понравилось. — Эти… в чулках.
— Из не очень достоверных источников сообщают, что это курдская рабочая партия была, — не уступал капитан. — Что они таким образом решили привлечь внимание к бедственному положению национальных меньшинств. А заодно и партийную кассу пополнить. Говорят, вчера по городу волна аналогичных ограблений прокатилась. Они таким образом от музея внимание отвлекали.
И, сменив гнев на милость, заметил.
— Вас тоже наверняка курдская рабочая партия ограбила. Почерк везде один.
— Курдская, да? — холодно переспросил Шендерович, — интересно, почему не Серые Волки?
— Сущности, как сказал старина Оккам, — пояснил капитан, — не следует умножать без необходимости. Серые Волки пока отдыхают.
Он вздохнул.
— Я вот что думаю. Алла Сергеевна скорее всего случайным свидетелем оказалась. Они и устранили ее. Я уже в полицию обратился.
— Да? — насторожился Шендерович.
— Разумеется. А что толку? Тело не найдено, свидетелей похищения тоже нет. Они говорят, закрутила она с кем-то, увлеклась, с кем не бывает…
— Вы ж и сами… — вставил, было, Шендерович.
— Я? — удивился капитан. — Никогда! Алла? Сергеевна? Нет, Михаил, как вас там, по отчеству — Аронович?
— Абрамович.
— Нет, Михаил Аронович, это на нее не похоже. Не тот она человек, Алла. Образованнейшая девушка, исключительно порядочная, это же сразу видно. Нет-нет, я вам говорю. Опишите еще раз, как оно было, Варвара Тимофеевна. Подошел он к ней? Как выглядел? Из местных, говорите?
— Да вроде из местных, — задумалась Варвара Тимофеевна. — Сам смуглый такой, нос крючком, глаза горят.
— А одет как, мамочка? — спросил Шендерович. — Прилично одет?
— Я ж говорю! Белый такой пиджак, навроде вашего, Юрочка, и на шее платок красный. А вот говорил он с таким проноунсом…
— А! Так он говорил что-то? — заинтересовался капитан, — а что именно?
— Да я уж точно и не помню. Они у этого срако… у гроба стояли, а он ей и говорит, мол, как я счастлив, что вас увидел, нежданно-негаданно… вот, мол, как Аллах пути сплетает и расплетает. Профессора какого- то поминал, Москву, семинарию какую-то. Говорит что-то, улыбается. И вышли. Вдвоем и вышли.
— Он главарем был, этот тип, — предположил капитан, — а под профессора наверняка маскировался. Легенда у него такая. И к нам он приезжал исключительно с подрывными целями. Пойдемте, Варвара Тимофеевна, голубушка. Поможете следствию. Полиции нужен словесный портрет.
И он решительным шагом двинулся по направлению к охраняемому входу, увлекая за собой растерянную Варвару Тимофеевну. Вид у капитана был очень внушительный — охранники расступились, пропуская его в здание. На ходу, обернувшись, он сухо бросил:
— Ждите здесь.
И исчез в прохладном чреве музея.
Наверное, ему там виски с содовой нальют, — с завистью произнес Шендерович. — Со льдом.
— Ах, брось, Миша, — устало вздохнул Гиви, — не до того.
И подпрыгнул на месте — ему на плечо легла чья-то смуглая сухая рука.
— Эфендим, — сказал тихий голос!
Гиви обернулся.
Человек, маячивший у него за спиной, вполне мог сойти за очень загорелого европейца. И одет он был вполне по-европейски — в приличную черную пару, при узком галстуке. Единственным экзотическим дополнением к костюму служила красная феска с лихой кисточкой.
— Эфендим, — повторил человек. — Месье… э…
Он вновь окинул внимательным взглядом партнеров и неуверенно предположил:
— Господа?
— Во-во, — мрачно подтвердил Шендерович, — Типа того.
— Ох, как мне повезло, — произнес их новый знакомец по-русски, но с явным акцентом.
«С проноунсом» — вспомнил Гиви характеристику Варвары Тимофеевны.
Он опустил взгляд, подозрительно разглядывая обувь незнакомца, но на ногах у него были черные блестящие остроносые ботинки — новенькие.
Эх, не тот, подумал Гиви.
— Господа, — уже увереннее повторил человек. — Пардоне муа… я бы хотел поговорить с вами… тре импотан… очень важное дело. Очень серьезное.
— Короче, — подтолкнул Шендерович.
— О нет, — незнакомец помотал головой так, что взметнулась кисточка на феске. — Это серьезное дело. Иль деманде… как это… оно требует… ле ланг… долгого разговора, да? Беседы. Вот-вот! Беседы! Не соблаговолите ли вы… пройти авек муа… тут, неподалеку.
Шендерович подобрался.
— С кем имею честь? — чопорно вопросил он.
Человек хлопнул себя по бедрам.
— Ах, же не сюи па репрезенте муа… не предоставился. Ун моман!
Он вновь захлопал себя, на сей раз по груди и извлек из кармашка блестящий прямоугольничек.
— Ленуар, доктор археологии, — пояснил он, вручая карточку Гиви.
— Член-корреспондент… международной асассин… ассосьон… ассоциации археологов. — расшифровал Гиви, моргая на ярком свету.
— Вот-вот, — доброжелательно закивал незнакомец, — я занимаюсь… ансьен рарите… Это очень… тре интерессант… увлекательно, да? Раритеты. Древности по-русски. Мон мэр… мама была русская. БабУшка рефьюжи… бежала во Францию — революсьон руж, да? Сначала Стамбул — потом Париж… везде корни… марше господа, марше!
Он нетерпеливо притопнул лаковым ботинком.
— Мон апартман тут! Недалеко!
— Э нет, — хищно сказал Шендерович, — погоди! Тут у нас серьезное дело…
— Дело! Травай! О, но у меня тоже для вас есть большой травай! Гран травай!
Он вновь огляделся по сторонам, потом склонился к уху Шендеровича и негромко проговорил:
— Речь идет о деньгах, господа! Гран аржан! Тре гран аржан.
— Ну-ну? — с видимым равнодушием поторопил его Шендерович.
— Хотите, — Ленуар вновь нервно огляделся, — хотите найти стелу?
Воздух дрожал, сухой и раскаленный, точно в кузнице, и это впечатление еще усиливалось за счет стука крохотных молоточков — повсюду, вплоть до
