Один за другим истребители садились на поле аэродрома: все, что осталось от нашего гордого строя из шестидесяти машин.
Мы думали о тех, кто мог приземлиться на других полях в Голландии или Бельгии, и наши надежды час от часа росли, потому что наша связь работала превосходно. Ульрих и Вернер тоже вернулись немного позже; только около полуночи мы смогли осушить бокалы с шампанским в честь живых и в память погибших. Из шестидесяти наших товарищей погибло больше тридцати. Многие получившие ранения боролись за свою жизнь в госпиталях, и среди них был юный пилот по имени Георг.
Глава 8
Боевые потери никогда ранее не были столь тяжелыми. Оставшиеся в живых пилоты эскадрильи пришли на завтрак в угнетенном состоянии. Новый Staffelkapitan приветствовал их, но они лишь неохотно отвечали:
– Доброе утро.
– Хинтершаллерс! – позвал «папа», наш советчик, философ и друг.
Дежурный по столовой сержант с подобострастным видом подбежал к новому командующему узнать, что тот хотел от него.
– Тебя зовут Хинтершаллерс?
– Нет, герр гауптман. Просто некоторые хотят меня так называть.
Командующий задумчиво покачал головой:
– Ладно, Хинтершаллерс, будь любезен, приноси мне только хлеб. Видеть больше не могу этот щенячий корм. Ничего, кроме белого хлеба. Каждый день!
Толстый сержант печально пожал плечами:
– К сожалению, мы получаем белый хлеб только на flugzeugfurher. От хлеба из продовольственного пайка пучит живот, а это вредно для летчиков.
Мы ухмыльнулись. Хинтершаллерс всегда был таким. Kapitan изумленно взглянул на него.
– Газы вредны для летчиков? – скептически повторил он, повысив голос. – Кто-нибудь слышал о таком?! Ты всегда так выражаешься?
– Так точно, герр гауптман; с профессиональной точки зрения я особенно тревожусь, чтобы мои слова воспринимались серьезно. Не говоря уже о том, что газы могут действительно кое-кому испортить жизнь.
Мы грохнули. Только Хинтершаллерс оставался серьезным и принял позу оратора.
– Прими таблетку Хинтершаллерса, – хором присоединились мы к нему, – и не будешь выпускать газы отчаянно, только случайно!
Как всегда в подобных случаях, Хинтершаллерс достал свой бумажник с таким видом, словно хотел окончательно повергнуть безмолвного Kapitan в шок. Красочные фотографии и благодарности из благословенных мирных лет рекламировали фирму семейства Хинтершаллерс по производству препаратов, улучшающих пищеварение, чьим наиболее удачливым представителем когда-то был наш Хинтершаллерс.
– Подъем, господа! – наконец скомандовал Kapitan. – А то опоздаем на летное поле!
– Будьте любезны, разрешите мне, – вмешался с глубоким поклоном Хинтершаллерс, – пока подготовить для господ багаж.
– Какой багаж? – крикнули мы в ожидании новой шутки.
Лукаво, но с большим самоуважением влиятельного и знающего человека он ответил:
– Разве эскадрилья не вылетает на отдых на юг Франции, в город Перпеньян около Средиземного моря, где пальмы?..
– Откуда ты это взял? – перебил его Kapitan, и Хинтершаллерс начал рассказывать, насколько система слухов среди служащих столовой совершеннее официальных каналов информации.
Наконец Kommandeur подошел к телефону.
– Да. Приказ только что пришел. Готовьтесь к отъ езду!
Глава 9
Редкий свежий бриз давал нам единственную передышку от жгучей южной жары. Мы почти могли прикоснуться к великим громадам Пиренеев позади нас, а впереди простиралось ярко-синее Средиземное море, уходящее за горизонт и сливавшееся там с голубизной неба. Перед нами лежал городок, построенный из желтого камня, такого же цвета, как пляжный песок. Архитектура домиков напоминала о мавританском нашествии.
Ландшафт и все живое на нем молчаливо страдали под жгучим солнцем, едва осмеливаясь вдыхать раскаленный воздух. Перед городскими воротами, между хибарами, в которых жили испанские беженцы, в тени тополей или дырявых крыш на земле возились дети и собаки. Неторопливо подойдя к отелю в своих форменных ботинках люфтваффе, шортах гитлерюгенд, рубашках с вышитыми знаками ВВС и в шлемах африканского корпуса, мы наконец смогли перевести дух в прохладном стеклянном фойе.
– Ребята! – крикнул слегка охладившийся Ульрих. – За дело!
Придав своему лицу выражение большого дружелюбия, которое обычно характерно для французов, он без малейшего смущения обратился к молоденькой блондинке, пившей лимонад за одним из столиков:
– Простите, мадемуазель, не располагаете ли вы хотя бы одним свободным вечером?
Француженка взглянула на моего друга, положила соломинку на стол и ответила:
– Нет, месье, мадемуазель не встречается с незнакомыми молодыми людьми.
Она продолжила пить лимонад, словно разговора не было вовсе.
Ульрих колебался. Он тщательно копался в своем словарном запасе французского языка. Мы с Вернером пошли к себе. Сцена выглядела слишком нелепо. Однако когда вскоре Ульрих поднялся в наш номер, его глаза сияли, а улыбка выражала презрение.
– Трусы! – воскликнул наш друг и тут же перешел на нормальный тон: – Ее зовут Симона. Сегодня вечером торжественный ужин. Буду ждать трусов в восемь часов в фойе. Вечерние костюмы, белые рубашки!
– Пожалуйста, не называйте меня все время мадемуазель. Зовите меня мадам, – сказала Симона.
Мадам было двадцать четыре года, и выглядела она необычайно миленькой. Ее муж был пилотом гражданского самолета, но погиб во время грозы над Пиренеями. Молодая вдова была из благородной семьи и сейчас изучала медицину. Когда мы трое начали выдавливать из себя французские слова, чтобы поддержать беседу, она облегчила нашу задачу.
– Говорите по-немецки. Я с удовольствием послушаю и поговорю на вашем языке.
Мы рассмеялись, и молодая женщина вместе с нами. Симона давала комментарии к каждому блюду, которое нам приносили. Мы переходили от лука к Гитлеру, от Гитлера к войне и от войны к нашему будущему.
– Мне нравятся немцы, – заметила Симона, – но Германия проиграет войну.
Мы перестали есть и с недоумением взглянули на девушку.
– Англичане и американцы скоро высадятся во Франции. Так они говорят.
Мы улыбнулись этой наивности.
– Вы никогда не слышали об Атлантическом вале? – спросил Вернер, не ожидая услышать положительный ответ.
– Да, это укрепления для нескольких орудий. Много бетона и гораздо больше вымысла.
Вернера это явно задело.
– Откуда вы взяли? Вы же не видели Атлантический вал.
– О нем так говорят. А вы видели его?
Это был трудный вопрос, потому что мы тоже никогда не видели укрепления близко, хотя часто летали над ними сотни километров вдоль побережья. Вернер закусил губу.
– Да бог с ним! – Симона подняла свой бокал. – За окончание войны и возвращение мирных времен.
– Аминь! – отозвался Ульрих.
Куда нам теперь идти, вот в чем был вопрос. Ульрих предложил устроить вечеринку в нашем номере.
