КМ: Все эти люди – у них ничего нет, и им, на самом деле, никак не улучшить своего положения. Есть всякие программы помощи, но… все оказалось не совсем так, как я представляла. Ведь множество программ закрыли, просто потому что у города закончились деньги, или же мои клиенты по каким-то причинам не подходили под такие программы… Как бы я ни старалась, ничего не менялось. Я пошла на эту работу, потому что хотела делать мир лучше. А оказалось, мне это не по плечу. Я приходила домой и каждый вечер рыдала над тарелкой с цыпленком в чесночном соусе и наконец решила, что для меня же лучше сменить работу.
МГ: Цыпленок. В чесночном соусе.
КМ: Глупо прозвучало, да?
МГ: Вовсе нет.
КМ: Нет, глупо. Вы просто не хотите меня обидеть.
МГ: Нет, уверяю вас, вернее…
(Дверь открылась)
О, вот и Анна с кофе.
АК: Пожалуйста.
МГ: Сливки или сахар, мисс…
КМ: Кейт. И то и другое, пожалуйста. Я… ой!
МГ: Простите.
КМ: Нет, это я виновата…
МГ: Вот, пожалуйста. Итак, на чем мы остановились? Ах, да, вы ушли с социальной работы…
КМ: Верно. Моя подруга Джен получила работу в газете сразу после колледжа, и как только в ее отделе появилась вакансия, она порекомендовала меня. С тех пор я там и работаю. Не скажу, что эта работа – мечта всей моей жизни. На самом деле, мы никому ничем не помогаем. Ну разве что изредка. Но, по крайней мере, понимаете, я больше не прихожу домой и…
МГ: Не плачу над цыпленком в чесночном соусе.
КМ: Вот именно.
МГ: Ладно. Как я понимаю, Ида досталась вам от предшественницы?
КМ: Да, от Эми Дженкинс. Она теперь моя начальница. У Иды личное дело толщиной сантиметров десять.
МГ: То есть Ида считалась нарушителем спокойствия и до того, как вы пришли.
КМ: Нет, не все в ее деле плохое. Там есть письма от администрации, где говорится, как они все ее любят. Она на самом деле очень, очень популярна – была…
МГ: Но не у всех, очевидно.
КМ: Да, не у всех. Но те, кто ее не любит, знаете ли, сами особой популярностью не пользуются. В основном это люди, вроде Стюарта Гер…
МГ: Продолжайте.
КМ: Э-э. Нет, простите. Больше мне нечего добавить.
МГ: Вы что-то хотели сказать насчет Стюарта Герцога.
КМ: Нет, не хотела.
МГ: Нет, хотели.
КМ: Нет, не хотела. На самом деле не хотела.
МГ: Кейт, наш разговор записывается на магнитофон, не забывайте. Если хотите, можно открутить пленку назад и послушать. К тому же Мириам все записывает. Мириам, зачитайте, пожалуйста, последние слова Кейт…
КМ: Ладно. Я просто начала говорить… что все в нашей газете очень любят мистера Герцога. Среди сотрудников он чрезвычайно популярен.
МГ: Кейт, вы ничего не перепутали – вы ведь говорите о Стюарте. Стюарта никто не любит. Но какие у Иды были с ним проблемы?
КМ: Она мне не сказала. Если миссис Лопес решала, что кто-то не достоин ее десертов, то все. Их просто… понимаете… их просто лишали сладкого.
МГ: И что же? Случай с моим братом стал последней каплей?
КМ: Ну, у нее было несколько устных предупреждений, и мы отправили ее на тренинг по обслуживанию клиентов. Несколько раз отправляли. Но, как я понимаю, это не подействовало. Иногда требуется больше, чем пара тренингов. Нельзя ко всем сотрудникам подходить с одинаковой меркой. Вот вы бы хотели, чтобы вас считали точно таким же, как остальные юристы, мистер Герцог?
МГ: Митч. Зовите меня просто Митч. Мне кажется, некоторые уже так и считают.
КМ: Я могу понять, почему миссис Лопес сделала то, что сделала. Понимаете, иногда даешь, даешь, даешь, а люди просто берут и берут, и берут, и начинаешь думать, что уже ничего не получишь взамен, никакого признания, хотя бы такой крохи, как: «Да, я хочу быть с тобой до конца жизни, а не только до тех пор, пока не появится кто-то лучше, и да, я бывший наркоман и живу одним днем, но я точно знаю, что хочу, чтобы ты была в моем будущем». Да только такого не дождешься. И вот ты уже осматриваешь конуры в Хобоконе за тысячу сто в месяц, а какой-то домовладелец по имени Рон не хочет тебе даже перезвонить…
