полной суматохе решает все вопросы и в полдень она уже на свободе… Оленьке вдруг стало стыдно. Нет, она просто начала гореть со стыда. Не сгорела, но настроение испортилось. Ведь она дорогому Лощинину даже спасибо не сказала… Свинья!
Пытаясь заглушить уколы совести, Крутова включила телевизор… По всем каналам кривлялись кривые аншлаги. Только на местном ТВ шел серьезный разговор. В студии сидели три говорящих головы. Средняя особа – диктор женского рода. Она улыбалась постоянно и навязчиво. Улыбка выпирала из нее, как выглядывает молодой скворчонок из скворечника.
Двух других собеседников Ольга знала. Последний раз она видела их на трибуне перед стройкой Комбината. Это кандидат в мэры Гурков и заместитель Дениса совершенно непонятный Леонид Зыков. Непонятный потому, что поведение у него странное. У фирмы «Феникс» десятки строек! Шеф в тюрьме, а его зам торчит уже не первый день в каком-то богом забытом Правдинске. Более того – этот Зыков вел себя как буржуй перед чекистом. Он каялся и все сдавал. Он обещал прекратить стройку, вернуть землю, компенсировать городу ущерб и все засеять зеленой травкой… Но все это тогда, когда народ проголосует за Андрея Гуркова.
У Ольги так и не нашлось здравых объяснений. Конечно, строителям выгодно поддерживать своего мэра. Но после выборов придется отвечать за базар и стройку прикрыть. Тогда – зачем все это?
Одно ясно – все это связано с Денисом. Он был лишний в этой карусели. Он честный, и потому его посадили.
Ольга не могла больше находиться в запертом номере. И что это за издевательство над личностью! Она провела ночь в одной камере, приехал Лощинин и переселил ее в другую. Здесь поуютней, но это тоже камера. Через дверь выйти нельзя… А если через балкон?
Схватив сумочку, Крутова выскочила на нечто, что и балконом назвать нельзя. Сооружение тянулось вдоль всего фасада гостиницы, и на эту галерею выходили двери шести или восьми номеров. А между собой эти лоджии разделялись красивой ажурной решеткой – никак не перелезть.
Третий этаж – прыгать стремно! Можно и не поломать ноги, но риск пятьдесят на пятьдесят.
Ольга глянула на нижнюю часть балконной перегородки. Вот здесь строители поскупились. Прутики – арматуринки с карандаш толщиной не доходили до пола.
Из пяти железяк Ольге удалось отогнуть три центральных, вполне достаточно. Получился лаз побольше, чем вход в собачью будку.
Она легла на грязный бетонный пол и поползла… Было противно! Голубям, им же все равно где! Они не думают, что по этому месту будут люди ползти…
Ольга приблизилась к открытой двери соседнего номера. Там кто-то был. И даже не один… Лежа на мерзком бетоне, Ольга слышала беседу. Не очень молодые голоса вспоминали свадьбу, которая была у них сорок лет назад. Они вспоминали первое свидание, и сам вечер, когда они убежали со свадебного застолья, и следующее утро…
Крутова в глубине души была застенчива. Она хорошо знала, что подслушивать нехорошо, что порядочные люди так не делают… Ольга приподнялась на локтях и попыталась заглянуть в номер.
Маневр удался, но от этого стало еще хуже. Стало более стыдно за себя… В номере на кровати и под одеялами лежала сентиментальная пара. Те, кому за шестьдесят… Они просто лежали и ничем таким не занимались. Лежали и трогательно вспоминали то время, когда они этим самым занимались.
В какой-то момент Ольге показалось, что влюбленные беседуют при закрытых глазах. А значит, удастся проползти… Крутова начала движение. Плавно перетекла через порог, проскользнула между креслом и кроватью, но на последнем метре она локтем задела тумбу, на которой стоял телевизор. Все бы ничего, но на самом верху этой конструкции стояла банка с тремя гвоздичками.
За одну секунду Ольга успела сообразить, что у этих милых стариков сегодня годовщина свадьбы, что жених выкроил с пенсии деньги на три цветочка… Снизу было видно, как банка наклонилась и собралась падать.
Крутова подпрыгнула и во вратарском броске схватила вазу с цветами. Из трех гвоздик ни одна не пострадала. Лишь вода из банки выплеснулась Ольге на лицо, на волосы.
Теперь ее уже заметили, и дальше ползти не имело смысла. Они только натянули одеяло поближе к подбородку и смиренно наблюдали за дальнейшим.
Ольга встала, поздоровалась и при этом поклонилась в каком– то японском формате. Как гейша, честное слово.
Поклон был долгий. И с волос, и с ушей Ольги струйками стекала цветочная вода.
Уйти по-английски уже не получалось. Надо было что-то говорить. И адвокат Крутова честно заявила, что живет в соседнем номере и, стало быть, заглянула по-соседски.
Она как-то иронически поздравила лежащих с годовщиной их свадьбы. И, уже пятясь к коридору, Ольга произнесла довольно глупые фразы: «Счастливо оставаться… Горько!.. Спокойной ночи».
Про ночь она зря сказала. Был разгар дня. Три часа, не больше…
Ока стояла на месте и завелась без капризов. Вот теперь можно подумать о главном – куда ехать?
Юрий Иванович Жук имел дачу с видом на речку Угорку. Было время, когда он мог застолбить для себя любой участок. Еще пять лет назад он был полковником и командовал всей милицией Правдинска. Небольшая, конечно, команда, но с паспортистками, водителями и районными участковыми набиралось до полусотни человек.
Жук мог бы еще служить, но он ушел по идейным соображениям. Правда, это он считал, что ушел сам. Последние годы его активно выдавливали с этой должности. Писали на него жалобы в Москву, пытались всучить помеченную взятку, стреляли в него два раза. Но рапорт об отставке он написал лишь тогда, когда попытались серьезно сжечь его любимую дачу. В тот день его спас нюх. Не в смысле профессионального чутья, а в смысле обычного обоняния. Перед полуночью полковник Жук унюхал бензиновые пары, схватил пистолет и прямо в трусах выскочил со второго этажа своей фазенды…Возле стены обнаружились пять канистр – две пустые, а три еще полные.
Полковник не стал стрелять по убегающим. Не хотел палить в спины. А еще боялся лишних искр, стоя у сруба, пропитанного чистейшим бензином.
На следующий день весь город знал, что неподкупный Жук выбросил белый флаг… Это было уже пять лет назад, и за это время полковника больше не жгли, в него больше не стреляли и ничего ему не подбрасывали. Кому он нужен, пенсионер за дачным забором!
Именно к Жуку, к одному из первых своих студентов обратился Лощинин с просьбой подстраховать Ольгу. И именно Жук позвонил в Москву, узнав, что адвокатша в кутузке.
Дача бывшего полковника расположилась не очень близко к Угорке, но так, что между домом и рекой уже ничего нельзя было построить. Обычный деревенский сруб стоял на краю обрывчика, за которым широкий заливной луг с редкими кустами вербы и еще чего-то, не слишком боящегося долгих весенних разливов Угорки.
Самый главный разговор с Лощининым полковник решил провести не на даче, а на лугу у самой речки. Под видом рыбалки. Он и сам не понимал, зачем такая конспирация. Но, как стреляный воробей, Жук боялся, что нехорошие люди напихали ему в бревна сруба микрофончиков-жучков… Это у профессионалов в конце карьеры бывают мелкие сдвиги по фазе. Вот слишком осторожный Жук боялся прослушки, была у него жучкофобия!
Уже первые вопросы Лощинина убедили полковника, что опасения были не напрасны.
– У меня, Юра, интерес к Андрею Гуркову. Ты знаешь эту личность? Кто он такой?
– Бандит! У него две ходки за разбой… Последние годы он бизнесом занялся. Фактически, он хозяин города. У мэра бюджет, а у Гуркова деньги. А это две большие разницы.
– Понятно… Припомни, Юра, ты о таком Игоре Докторове не слышал?
– Эх, Лев Львович… Я два раза брал его с поличным. Один раз даже до суда довели. А приговор – год условно. Условно!
– Понятно… Но а как Докторов с Гурковым связан?
– Непосредственно! Док, это его кликуха такая, так он просто правая рука Гуркова. Заместитель по части силовых акций. Если стрельнуть кого или дачу поджечь – это Гурков на Дока переваливает.
– Докторов один работает?
– Конечно, нет, у него небольшая бригада. Пять постоянных штыков и дюжина шестерок.
