вылетела маленькая кассета… Боль была острой, но недолгой! Через мгновение она прошли вместе со всем остальным… Последний взмах руки потянул его вперед и Зайцев мягко повис на спинке дивана.
Оставшиеся в живых, чувствуя незапланированную потерю времени действовали максимально быстро.
Первым делом Самсонов подбежал к камере, взял вывалившуюся кассету и аккуратно поместил ее в камин между пылающих березовых поленьев. Черненькая коробочка с надписью «Сони» сразу вспучилась, лопнула и поплыла. Потом он протер один из пистолетов и вложил в руку «бандита». Шершавой рукояткой другого пистолета попытался ударить себя в лоб. Замах был крутой, но на последнем сантиметре инстинкт самосохранения затормозил руку. Правда, на покрасневшей коже появилась легкая ссадина и этого было вполне достаточно.
Теперь предстояло самое сложное. Самсонов подошел к Шишову и с расстояния в метр стал целиться ему в левую руку чуть пониже плеча:
– Шишок, оттяни кожу что ли… Вот так. Ну, держись!
Выстрел. Пуля, прошив хилый депутатский бицепс, в щепки разнесла угол довоенного карельско- березового шкафа.
От вида собственной крови у Шишова закружилась голова. Ватными ногами он сделал три шага и прилег на пол рядом с диваном, на спинке которого висел репортер-неудачник.
Самсонов протер пистолет, сделавший последний выстрел и вложил его в руку второму «бандиту». Осмотрев поле битвы он сам рухнул в центре комнаты.
Последние указания Титан давал из положения «лежа».
– Шишок, ты живой?
– Живой… Но надолго меня не хватит. Кровь теряю.
– Держитесь, Адрей… Кстати, Андос по-гречески мужик, самец. Вот и будь им.
– Постараюсь.
– Слушай, Шишок, новую вводную… Дело было так: вдруг появляется этот драный репортер, ты бросаешься, закрываешь его своим телом и одновременно стреляешь из данного тебе Лабодой пистолета… Остальное, как и договаривались…
Самсонов успел секунда в секунду. На последней фразе инструктажа послышался треск разбиваемой двери, звон стекла во всех окнах и залихватские визги спецназовцев, которым они подбадривали себя и пугали бандитов. Впрочем, тем уже было не страшно.
К воротам они вышли, поддерживая друг друга. Встречавший их Лабода указал на камеру, за которой суетился взволнованный оператор. Он все еще искал глазами Зайцева, но упустить кадр было нельзя. Выскочив вперед оператор сунул Самсонову микрофон, вернулся за камеру и махнул рукой.
– Я благодарю всех, кто учавствовал в моем спасении… Надо бы радоваться, но только что на моих глазах погиб человек. Хороший человек…
Микрофон перехватил окровавленный Шишов:
Шишов закачался. Голос его задрожал, а по щекам потекли слезы. Плакал он натурально – рука действительно болела. И вообще – себя раненого было очень жалко.
Врач и санитар подхватили кандидата в губернаторы, положили на носилки и собирались тащить, но он остановил их, слушая речь Самсонова:
– Друзья, это был поступок героя… Репортер появился вдруг, из-за дивана. Бандиты начали стрелять и тогда ваш депутат бросился своей грудью прикрывать журналиста. Уже в полете он достал пистолет и застрелил двух моих похитителей.
Оператор из-за камеры выкрикнул вопрос:
– Кто были эти люди?
– Их было четверо. Я точно знаю, что они из одной южной республики. Из горячей точки.
– Вы намекаете на чеченский след?
– Оставили это… Так вот, Шишов собой прикрывал журналиста и получил две пули. Одна отскочила от бронежилета, а вторая раздробила левую руку… Это героизм. Я потребую наградить депутата Шишова орденом…
Сам герой лежал на носилках и блаженно улыбался. «Пока все складывается. Даже Зайцев удачно влез. В масть лег… Только зачем так откровенно дурить народ? Нет же у меня бронежилета…»
Больше всех суетился хромой Валера. Он сразу признал Савенкова за старшего и обращался только к нему:
– Я не сильно их приложил, Михалыч? Я ведь аккуратненько. Я их плоскостью лопаты, не ребром…
– Все нормально, Валера. Живы они. Вырубились просто. Очухаются.
– Тот у меня тоже только вырубился, а мне три года дали… Не хочу я больше сидеть, Михалыч.
– А кто хочет? Не боись, Валера. Пока мы действуем в рамках закона.
– И тогда все было в рамках… Он на ней, она орет. Явное насилие над личностью. А меня… Справедливо это, Михалыч?
– Времена, Валера, были застойные. Гнусные были времена.
– А сейчас лучше?
– Не лучше, но иначе… Значит так, вяжем их и тащим в баню. Ласты можно не снимать. В пути всем молчать! Глаза голубчикам завязать! И старайтесь не следить. По камушкам идите, по камушкам..
Первый очнулся еще в пути. Его, на всякий случай разместили не в бане, а под ней, опустив тело в сырость подземного хода.
Второй приходил в себя медленно, но приходил.
Назвавшийся груздем Савенков взял на себя команду всем парадом. Команды он отдавал шепотом и вне пределов бани:
– Клиента раздеть!
– … Уже раздели.
– Что под резиной?
– Костюм Адидас. Не родной, но вполне приличный. Не Китай.
– Понятно… Обувь есть?
– Ничего, кроме ласт.
– Понятно… Валера, у тебя водка есть?
– Нет, Михалыч… Коньяк есть.
– Какой?
– Камю.
– Подойдет… Литр найдется?
– Да его у меня хоть залейся! Закуска нужна?
– Нет, Валера. Обойдется он без закуски… Сможешь этому водолазу литр в глотку влить?
– Без проблем… Надо только челюсти демократам развести. Дальше, шланг вставлю и через воронку… Но огурчик я ему все же принесу. Зачем над человеком издеваться?
Перед заправкой клиента Савенков вошел в баню и, стараясь изменить голос, громко произнес:
– Поздравляю, капитан. Взяли вы его классически… Я думал, вы его прямо в воде скрутите. Впрочем, понимаю – плыть далеко и мешок вам мешал… Полковник Лабода уже передал вам благодарность. Ждите премии…
После заправки клиента подождали минут двадцать. Кондицию определяли на слух. Когда он перестал грозить и чертыхаться, а начал мычать и сюсюкать, водолаза переместили за заднее сидение Жигуленка.
Савенкову не хотелось отправлять в Уваров одного Мышлевского, но по другому не получалось:
– Ты не волнуйся, Вадим. Он сейчас спокойный. Видишь, заснул, бедняга… Значит так, довезешь его до местного вытрезвителя и там на видном месте выгрузишь… Вот тебе две тысячи долларов. Штуку ему в
