– Мне, Лида, эта Зоя тоже не очень позарез нужна, но найти ее надо!.. Хотя бы из общего человеколюбия и из профессиональной гордости…
– Но Олега надо найти раньше!
– Хорошо, согласен… Сначала – Олега, потом – Зою. Едем, Лида, едем!
После просмотра пятиминутного фильма Туркина не только не могла говорить о Зое Александровне в наплевательском тоне, она вообще не могла вымолвить ни слова.
Савенков отошел к окну и тоже долго молчал.
Это был шок! Это невозможно было смотреть!.. Больно, страшно и мучительно…
Качество изображения было достаточно хорошим… Сначала камера показала издалека каменную стену в подвале.
В центре стены был укреплен большой деревянный щит, перед которым стояла полностью обнаженная Зоя… Руки ее были широко раскинуты и привязаны к ржавым крюкам, торчащим по углам щита. Оператор медленно приближал изображение и фиксировал его на лице пленницы, груди, животе… Все тело женщины было покрыто темными пятнами различной формы… Невозможно было понять, что это – просто грязь или синяки и кровоподтеки.
Затем камеру поставили на стол и некто, оставаясь за кадром, начал работать длинным кнутом. После каждого удара на теле оставались багровые рубцы.
Звук тоже был записан очень хорошо: свист кнута, глухой шлепок, жалобный хрипловатый крик и долгие стоны в ожидании нового свиста.
Зоя периодически поднимала глаза и гордо, как партизанка смотрела с ненавистью на своего мучителя… Затем она поворачивалась к камере, и ее взгляд становился просящим, зовущим, надеющимся.
Удары прекратились… Кто-то взял камеру и поднес ее к лицу жертвы.
Зоя долго молчала, но, получив, очевидно, пинок ногой, вздрогнула, подняла глаза и заговорила:
– Юрик, любимый мой – спаси меня!.. Ты это можешь. Только делай все, как они говорят… Мне было хорошо, пока эти сволочи из «Совы» не начали меня искать… Убери их! Я понимаю, ты хотел как лучше… Убери их и спаси меня! Я буду ждать. Я люблю тебя.
Затем камера начала плясать… Оператор переложил ее в левую руку, а правой начал наносить удары по лицу… Камера начала удаляться, и последние кадры зафиксировали Зою Шорину во весь рост.
Савенков взглянул на часы и перевел взгляд на непривычно молчаливую Туркину.
– Поедем, Лидия Сергеевна. Я с ним на два часа договорился.
– С кем?
– А вот смотрите… Это блокнотик Олега, что у вас на столе остался. Разные отрывочные записи, а последняя – фамилия Харитонов… Олег мне еще в Москве говорил, что есть здесь старый друг его отца, моряк, добрейший человек. Фамилию я не запомнил, но, похоже, это и есть Харитонов.
– Как же вы его нашли?
– Дедукция, Лидия Сергеевна… Олег же и записную книжку здесь оставил. Открываем ее на нужную букву – вот и он, Виктор Сергеевич Харитонов… Едем!
Харитонов встретил гостей недоверчиво.
Визитная карточка «Совы» и московский паспорт Савенкова его ни в чем не убедили… После того, как Константин оставил Крылова на базарной площади, можно было ожидать чего угодно, любых ответных действий противника. Любой провокации.
И тогда Игорь выложил на стол фотографию всей своей команды и записную книжку Олега, которую тот оставил в квартире Туркиной.
– Смотрите, Виктор Сергеевич, вот это Олег Крылов, да? А это, в центре, – я. Похож? Это мы в сентябре прошлого года на даче одного милицейского полковника. Празднуем завершение одного хитрого дела… Тогда Олега тоже подставить пытались. Здесь – наркотики, а тогда его чуть за убийство не схватили… Хорошо, что мы настоящих убийц нашли. И сейчас найдем… Виктор Сергеевич, я вижу, вы мне не до конца верите?
– Почему? Я верю, только…
– Вот именно… Но я-то с вами откровенно. А почему? Смотрите, в его записной книжке вы на первом листе. Вот, смотрите – Харитонов. А после вас еще три фамилии… Это значит, что вы его старый знакомый и не можете быть причастны к его исчезновению.
– Это так, я старый знакомый. Но я, того… Я причастен к исчезновению.
Харитонов коротко и сбивчиво рассказал о встречах с Олегом… Он ни разу не упомянул о своих друзьях, о «Третьей обороне Севастополя» и о Константине.
Получилось довольно примитивно и даже глупо: «Поболтали мы с Олегом, родителей его вспомнили, а потом я отправил его в местную мафию – пусть чего-нибудь у бандитов разведает».
Савенков все понял и не стал пугать старого моряка наводящими вопросами. Пусть отдохнет, успокоится. Он и так уже сказал много больше, чем хотел.
– Вот еще что, Виктор Сергеевич, я тут один номер телефона достал. Установили мы его хозяина, а он может иметь отношение к нашему делу… Вы о полковнике Доренко не слышали?
– Доренко? Семен Тимофеевич? Как же слышал. И видел несколько раз. Даже разговаривал… Год назад на митинге у Нахимова нас взяли. Человек десять. И всем собирались по пятнадцать суток дать, а он отстоял. Отпустил!.. Он только по фамилии – Доренко, а так наш!.. В том смысле, что русскоязычный… Паша Конин его хорошо знает, дома у него бывал.
– А где Конин?
– Паша-то? Он в соседней комнате. Я ему «Кобру» принес – у соседа на день взял.
– Какую это «Кобру»?
– Фильм американский. Там еще этот играет… Ну, глаза у него как у спаниеля, и все время спичку во рту держит… Сильвестр…
– Понятно, Рембо.
– Да нет. Какая-то другая фамилия…
– Виктор Сергеевич, я понял, что у вас видеомагнитофон есть. Пойдемте к Конину.
…Павел Конин оторвался от экрана только тогда, когда Савенков начал вынимать кассету.
– Извини, Паша, очень срочное дело. Ты Доренко знаешь?
– Знаю.
– Посмотри эту пленку. Всего пять минут.
Конин так и остался перед телевизором, а все остальные разместились за его спиной.
Вначале Конин несколько раз оборачивался, демонстрируя простоватую, застенчивую, улыбку, лихорадочно пытаясь угадать – зачем ему демонстрируют эту обнаженную грязную дамочку.
Потом он что-то заметил и, подавшись вперед, ткнул пальцем в экран.
– Это я! Точно, это я.
– ?!
– Назад, назад крутите… Я все покажу… Вот здесь – стоп!.. Доски эти видите? А эти черточки? Это же отметины от ножей! Здесь около ее уха – видите, доска, и щепки вверх торчат?.. Это я в самый край нож засадил… Дурачились мы тогда и пошли в подвал ножи метать.
– Когда это было?
– На Новый год.
– Где?!
– У Доренко! У Семена Тимофеевича… Дача у него на Северной стороне. Домик на скале. Для пикников и всякого такого… А что?
Крылов услышал скрип замка.
Дверь открылась, и в комнату осторожно втиснулся Лошак, неся перед собой большую спортивную сумку.
– Собирайся, Беркут.
– Куда?
