– Вернее, не нарушать его сильно, в принципиальных моментах, – опять вставил Олег, стараясь говорить глубокомысленным тоном. – Вообще, без нарушений не получится… И заранее каждую ситуацию не определишь. Главное – чтобы по справедливости все было. Вот, скажем, с Актером что будем делать, Илья?
– Трудно сказать, парень он неплохой. Одно слово – актер. Предложили хорошую роль, хорошие деньги. Он о последствиях и не думал.
– Все он думал. Не дитя малое, – возразил Савенков. – Не думал, что попадется – это да. Пусть с ним Павленко сам и решает: сдавать его или нет… Так, с первым вопросом решили: будем жить по совести и по закону. Второе: теперь послушаем начальника электронного цеха. Очень коротко, Михаил.
Марфин медленно встал и попытался поправить волосы. У него внешность типичного программиста: сильные очки, беспомощный, рассеянный взгляд, всклоченные волосы, медленные движения.
– Техника у нас хорошая… Поставил несколько баз данных: карту Москвы, телефонные справочники, адреса фирм, все законодательные базы… Я сейчас обзор для вас готовил с примерами… Есть выходы на крупные базы данных в спецслужбах, в Москомимуществе, у пограничников, в регистрационной палате, у авиаторов. Есть общие договоренности с ребятами. Все, что возможно, они дадут… Все.
– Отлично, Михаил. За две недели большего сделать было невозможно. По текущим вопросам нашим ничего не можешь предложить?
– Я думал… Зацепок у вас мало. Я попробую вытащить фирмы, имевшие связи с Венгрией и Прибалтикой… Попробую выявить людей, заезжавших в эти страны последовательно, попробую привязаться к району Чистых прудов. Одним словом – завтра дам все что возможно.
– Отлично, ребята. Не все так плохо, как казалось еще час назад.
Варя уже два часа общалась с Актером, с Аркадием Липкиным.
Она быстро нашла нужный тон, расспрашивала его о ролях, о театральных интригах, о знакомых знаменитостях.
Аркадий был на два-три года младше Варвары. Они шутили, вспоминали свои студенческие годы и периодически возвращались к основной теме:
– Вы же артист, Аркадий. Вы должны запоминать образы, тексты. Вот как Гена описывал этого Николая Николаевича?
– Да самыми общими словами: хорошие, говорил, мужики. Денежные.
– Вот видите. Мужики. Значит, он минимум о двух говорил.
– Да, но второго он по имени не называл. Он говорил просто «шеф». Николай у них не главный.
– А что Геннадий о шефе говорил? Вспомните, Аркаша, порадуйте меня.
– Я сам себя порадовать хочу… Вспомнил! Он говорил, что шеф – барин, ходит в халате, что пианино у него дома… Нет, на даче!.. Гена еще сказал, что тот целый день фуги наигрывал. Я уж не знаю, какие фуги, – Гена в музыке не был силен, но, очевидно, что шеф с ним не общался, вроде как брезговал… И есть ему на кухне накрыли, а сами и не вышли.
– Сами – это кто? Он и Николай?
– Да нет! Николая там не было. Шеф и его жена… Гена говорил: красивая, но чопорная… Точно, Варя, я образы начал вспоминать и текст. Он так и сказал: чопорная, и еще, говорит, я себя холопом почувствовал… Очень он на такое обращение обиделся. Точно! Мы еще тогда по второму стакану налили – он говорит: «Давай! Обиду мне залить надо.»
– А что он делал на даче?
– Да телефон шефу подвели, и Гена ему проводку по всему дому делал. Сложно, говорил, было. Старый кирпичный дом.
– Главное для нас, Аркадий, где этот дом?
– Не говорил он. Точно – не говорил… Рядом с Москвой. Он еще обиделся: не могли машиной доставить. Двадцать минут от кольца. Я, говорил, с инструментом на электричке фигачил.
– А электричка с какого вокзала?
– Вокзал не называл. Сказал только: хорошо хоть на метро по прямой.
– С «Тургеневской» – нет вокзалов. С «Чистых прудов» – три вокзала.
– Там еще Каланчевская рядом – есть сквозные электрички.
Они проговорили еще час, но больше никаких серьезных деталей Аркадий не вспомнил. Вернее, не сказал Варваре.
После ее ухода он бросился искать карту области. Геннадий назвал ему этот дачный поселок.
Назвал! Но в голове осталось только то, что он связан с женским именем…
Пока он разговаривал с Варей, он перебрал десятки названий: Варварьино, Настасьино, Томилино, Светино, Зинино. Все не то. Не складывалось.
Через десять минут ползания по карте сложилось – Валентиновка!
Он, правда, сразу подумал, что это может быть и мужское имя. Но, черт с ним – запомнилось так… Это точно Валентиновка.
Второе, это – петух на крыше дома… Гена его ярко так описывал, даже руки, как крылья, поднимал… Метровый металлический петух.
Надо принимать решение: можно завтра связаться с Варварой, передать ей, что ночь не спал и вдруг вспомнил… И что?.. Получишь искреннее «спасибо, Аркаша» и долго жди финала.
А финал, в таком раскладе, может быть не в его пользу. Судья, конечно, отметит, что помог следствию, дал правдивые показания.
А можно и самому…
Дом «шефа» он за час найдет! Чего ее искать, эту Валентиновку?..
Если «шеф» будет один и без охраны – его можно быстренько скрутить…Потом, упаковать в его же пианино и сдать тепленьким. Под фуги Баха!
Вот тут уже получится не просто «помог следствию», а «лично разоблачил и осуществил захват опасного преступника»…
Минут десять Липкин дозванивался до Ярославского вокзала:
– Скажите, когда первая электричка до Валентиновки?
Черная «Волга» мчала Бориса Петровича по ночной Москве к его новому дому в Крылатском.
Новая квартира, новая мебель, новая работа, новые связи… «Калейдоскоп» – это слово часто в последнее время возникало в его сознании, когда отступали заботы, когда лень было думать о чем-то серьезном.
Калейдоскоп жизни есть у всех. Но у большинства людей картинки меняются медленно и бывают не такими яркими… В общую серенькую картинку изредка добавляется чуть-чуть розового, зеленого, голубого. И так до последнего поворота, когда все станет черным. Навсегда!
Калейдоскоп Бориса Корноухова начал бешено вращаться в августе 1991-го.
Все очень просто. Надо только в нужный момент оказаться в нужном месте. И это место не просто «в рядах защитников», а рядом с руководителями защитников.
Корноухов блестяще провел эти дни осады, дни победы и ликования.
Он писал воззвания, звонил в регионы, искал пути финансирования, организовывал снабжение одеждой, продовольствием… За эти дни он успел попасть в обойму. Он стал своим человеком в команде будущих хозяев России.
Десятки новых знакомств в эти несколько дней преобразили его жизнь. Этот август стал паролем, визитной карточкой. Все встречи потом начинались с восторженных воспоминаний:
– А как ты, Борис, машины с фундаментными блоками к нам развернул. Такую баррикаду сделали!
– Да что ты, Аркадий. Идея-то твоя была. Я только исполнял.
– Ты что, Борис, все у Савельева прозябаешь? Мне в руководство комитета свой человек нужен. Возьмешься?
Далее следовал новый поворот калейдоскопа, новая картинка.
Борис Петрович вдруг вспомнил другую детскую игру: на большом листе сотня кружочков, тебе выпадает какое-нибудь число, и ты передвигаешь свою фишку вперед, стремясь к последнему, победному, кружочку. Но по дороге некоторые кружочки штрафные и возвращают тебя назад, а некоторые –
