так слежку не организуют. В «Хонде» мог сидеть или мелкий жулик, или частный детектив, или…
Мартов поднялся на третий этаж. Там, под самой крышей его институт занимал два помещения: комнату и комнатку. Соответственно и сотрудников в институте было двое: он, директор и его секретарше, занимавшая каморку с чердачным окном во двор.
Из окон своего кабинета Мартов мог видеть «Хонду». Она стояла на своем месте и это нервировало. Не пугало, а так, слегка злило и мешало работать. Теперь временно надо прекратить телефонные звонки с этого кабинета. Еще надо предупредить секретаршу: полное молчание и никаких новых знакомств.
Мартов машинально повернулся к стене, за которой в тесной шестиметровке сидела тридцатилетняя Анна. Да, ни первое, ни второе не получится. Особенно запрет знакомств. Ей давно надо было смириться с участью старой девы, но она продолжала на каждого мужчину смотреть, как на потенциального мужа. За пару ласковых слов она моментально отдаст и себя, и все секреты института.
Прошел час. «Хонда» продолжала упорно стоять и раздражать своей неподвижностью.
Обычно Мартов действовал планомерно. Перед ним всегда стояло несколько стратегических задач, из которых вытекало множество тактических. Под каждую цель он составлял план из общих и конкретных пунктов. Стоящая внизу «Хонда» была незапланированным элементом. Она была страшна в своей непредсказуемости. Она могла разрушить любую цель и на любом уровне.
Мартов был полковником запаса. Но не армейским, где на любом уровне главенствуют уставы и туповато-казарменная психология… Сергей еще совсем недавно служил в конторе, ценившей превыше всего информацию и умение ее добывать. В дело шло все: от технических хитростей для подслушивания и подглядывания, от агентурной работы до оценки анонимок и слухов. Надо знать обо всем достоверно, а остальное – дело техники… Об этой «Хонде» Мартов не знал ничего. И вот он весь план действий на ближайшее время. План из одного пункта – узнать!
Как и положено, второй, и самый важный сейф в кабинете находился за картиной. Мартов достал из него пистолет и неожиданно удивился его тяжести. Отвык! Уже год он не держал оружие в руках.
До важнейшей встречи в центре «Аркадия» оставалось четыре часа.
Мартов неторопливо выруливал по Арбатским переулкам. Было бы очень обидно, если бы «Хонда» отстала.
За спиной остался переулок с таинственным названием Сивцев Вражек. Вот он последний поворот у Храма Христа Спасителя и теперь прямая дорога, ведущая из центра Москвы. Здесь «Хонда» не должна его потерять: за эстакадой широкий Комсомольский проспект и дальше, дальше…
Окрестности Внуковской трассы Мартов знал отлично. Еще прошлым летом он отрабатывал места для таких вот ситуаций.
За деревней Картмазово обе машины свернули направо. Дорога петляла между дачных участков, перелесков, свалок.
В последний поворот Мартов вошел на самой малой скорости. Через двести метров тупик, но «Хонда» об этом не знает и не должна знать.
Слева тянулся высокий бетонный забор, а справа плотные заросли одичавшей малины. В конце своем дорога огибала разрушенное совхозное здание, бывшее когда-то складом удобрений.
Это и был капкан для «Хонды». Завершив круг почета, Мартов развернул свою машину, перекрыв «японцу» путь к отступлению. Тот не мог пока видеть этого маневра. Он поймет все через двадцать секунд.
Мартов выскочил из машины и рванулся в развалины.
Входная дверь кособоко висела на одной петле, но он решил не рисковать. В оконных проемах не было рам. Взлетев на гору мешков со слежавшейся селитрой, Мартов сгруппировался и скатился на такие же мешки внутри склада.
Он вытащил пистолет и развернулся лицом к окну. В ту же секунду появилась «Хонда».
Мартов прицелился в силуэт за тонированным окном, но стрелять не спешил. Сейчас «японец» откроет дверцу, встанет во весь рост, оглянется в последний раз…
Он не оценил противника… Водитель «Хонды» перескочил на пассажирское место и вывалился из машины на дальней от окна стороне. Стрелять было бесполезно.
Из окна было видно колыхание ветвей малины. Протиснуться в них «японец» не мог. Но он и не хотел уходить в заросли. Он перекатывался вдоль дороги, задевая ногами за колючий ягодник.
Мартов с трудом подавил желание вскочить на подоконник. Да, в таком положении он оказался бы значительно выше противника. И видно все, и стрелять сверху удобно, но…
«Японец» не так прост. Если он делает свои кувырки профессионально, то после каждого переката должен на пару секунд замереть, вытянув перед собой пистолет. Верх глупости в этот момент вскочить на подоконник и изобразить мишень с подсветкой через дырявую крышу.
Пришлось сползти с мешков на бетонный пол, засыпанный скрипящей химической пылью. Двигаясь вперед в положении «лежа», Сергей успел прочесть еще не стершиеся этикетки: справа гора суперфосфата, а слева – мочевины.
По противному скрипу двери Мартов понял, что противник уже проник на объект. Теперь «японец» будет продвигаться осторожно. Впереди с десяток залов, комнат и комнатушек.
Сергей знал, куда полз. Не зря в прошлом году он осмотрел эти развалины совхозного строя. В центре склада была весовая: заехал пустой грузовик – взвесили, нагрузили карбомидом – опять взвесили. На стене с тех времен, когда все было понятно, сохранился лозунг: «Социализм – это учет!»
В неглубокий подвал, где располагался механизм весов, вели кирпичные ступеньки. Прихватив гнилой дырявый мешок Сергей спустился в переплетение пружин и балок. На клочке свободной от ржавых железяк земли он присел, натянул на себя мешок и посмотрел вверх через прореху. Доски прогнили, но пока держались. Щели были шириной в два-три пальца и сквозь них просматривалось и небо, и оставшиеся кое- где листы шифера.
Место, куда загнал себя Мартов, можно было назвать удачной засадой. Но это лишь в том случае, если «японец» первым попадет на мушку. Если же он обнаружит, где скрылся преследуемый, то для Сергея вонючий подвал весовой окажется западней и возможно могилой. Удобренного и закутанного в мешок его и через пять лет не найдут.
Из прорехи в мешке выглядывал лишь один глаз, смотревший вертикально вверх, и ствол, смотревший в ту же сторону. В остальном Мартов превратился в слух.
«Японец» продвигался осторожно, но каждый шаг по насту из розоватых и серых гранул сопровождался легким, едва уловимым скрипом. Возможно, он сам ничего и не слышал. Мартов же сидел в бетонной коробке с дырявым деревянным верхом. Это напоминало огромную гитару, внутри которой сидит человек в мешке. При каждом шаге кто-то проводил пальцем по басовой струне. Сначала ласково, потом сильней и сильней. Мелодия вдруг замерла. Это означало, что «японец» вошел в весовую, перейти которую он мог только по доскам.
Беглый осмотр его не насторожил: на полу железки, доски и мешки, которых вокруг сотни. Но доски… Они явно не первой свежести. И даже не второй.
«Японец» продвигался боком, при каждом шаге проверяя крепость очередной доски. Под ноги он почти не смотрел, фиксируя и взгляд, и ствол пистолета на местах возможного появления противника. Шаг, скрип и три секунды молчания…
в узкую щель всего «японца» Мартов не видел. Только верхнюю часть ног и то место, где они сходились. Плавно, как в тире он нажал на спусковой крючок.
Звука выстрела Мартов не слышал. Его заглушила боль – отскочившая раскаленная гильза ударила ему в лоб над левой бровью… Он машинально сделал кувырок и рывком освободился от мешка. Это было правильное решение – через секунду послышался грохот, и грузное тело вместе с кусками прогнивших досок приземлилось туда, где еще недавно мирно сидел Мартов в мешке.
Контрольный выстрел не понадобился. Пуля вошла «японцу» в промежности и, покрутившись в широкой грудной клетке, выдохлась.
Осмотр карманов не занял много времени: сотовый телефон, сигареты и все! Ни документов, ни записных книжек, ни ключей от машины.
Двадцать минут Мартов потратил на похороны: он подтаскивал к провалу мешки, разрезал их и ссыпал содержимое вниз. Вскоре образовался маленький скифский курган, из которого торчала лишь рука с
