На несколько минут в комнате зависла тишина. Все понимали, что привычная для «Совы» атмосфера общения с полушутками и самоиронией не очень сейчас подходит. Не тот случай. Две смерти подряд и намек на явную угрозу для Павленко, для основателя их фирмы, для их благодетеля, спонсора и просто хорошего мужика – здесь не до улыбок… Все добросовестно переваривали полученную информацию, боясь даже скрипнуть стулом.
Савенков тоже молчал, но четко понимал, что все ждут от него руководящих указаний. Такова участь начальника. В сложной ситуации где должен быть командир? Вот именно, и на лихом коне! Сейчас это значило – сказать что-нибудь умное или даже мудрое, поставить четкие задачи, приободрить своих сыщиков, успокоить Павленко.
Изобразив на лице глубокомыслие и непоколебимую уверенность, Савенков громко хлопнул в ладони, привлекая к себе внимание:
– Значит так! Ситуация серьезней, чем всем нам хотелось бы. Прежде всего надо не допустить эксцессов.
– И прежде всего со мной! – резонно заметил Павленко, у которого постепенно напряжение и страх сменялись на добродушие и браваду. – Я в вас верю, ребята. Мы всех этих гадов повяжем!.. Но эксцессов нам не надо.
– Верно! Прежде всего охрана жизни любимого нами господина Павленко. Илья, – обратился Савенков к молчавшему до сих пор Ермолову. – Ты же у нас пограничник?
– Бывший.
– Так вот, как ты раньше Родину охранял, теперь будешь беречь Сергея Сергеевича.
– Так он, – не вытерпел Олег Крылов, – три ряда колючей проволоки соорудит вокруг дома и овчарок приведет.
– Возможно! – спокойно продолжил Савенков, – Но не здесь. Сегодня чтоб духа вашего в Москве не было… Махните в Турцию. Туда без визы можно… Сергей, у тебя деньги с собой есть?
– Как всегда… Но, как все это объяснить? – Павленко сделал многозначительный жест, указав пальцем куда-то себе за спину.
– С женой я договорюсь, – однозначно понял его Савенков. – Твоя благоверная пока только мне и верит. Уговорю как-нибудь… С этим решили. Далее: Кавторадзе нам не по зубам. Там взрыв, шум, резонанс. Пусть разбираются те, кому это по штату положено. Наше дело – побольше информации у Дибича выудить. Это за мной… Следующее: жена Маруева и ее любовник. Запишем за Галактионовой. Попытайся их найти, Варвара, и действуй по обстановке… Должники и другие связи Маруева. Это я беру на себя.
– А мне что остается? – Крылов готов был обидеться, как мальчик, у которого отнимают игрушку. – Все основные версии разобрали.
– Тебе, Олег, самое ответственное. Звонил мне вчера некто Карин. Старый мой знакомый. Мы с ним в Минске в свое время чекистскому мастерству учились. А тут я его на похоронах Маруева встретил.
– Знаю я этого Карина, – с некоторым запозданием вставил свою реплику Павленко. – У него элитный клуб есть. Спортивно-оздоровительно-развлекательный.
– Вот именно, что развлекательный. У него для богатой и скучающей публики что-то любопытное есть. Со стрельбой и погонями… Я точно не знаю, что это есть, но Маруев это заведение посещал часто.
– Он и меня звал, – опять оживился Павленко, – Но у меня… обстоятельства не позволили. У них там даже ночные занятия есть. Это мне не подходит.
– Теперь тебе, Олег, придется отдуваться. Быстро давай сформируем легенду и отправляйся поизучать клуб этого Карина… Скажем, ты – дальний родственник господина Павленко. Он, как в себя придет, выдаст рекомендательный звонок. Жил ты в Севастополе. Заработал гроши на горилке, сейчас устал и хочешь активно развлекаться.
– А нам когда возвращаться? – бодро поинтересовался уже совершенно успокоившийся Павленко.
– А мы вам скажем. Вы звоните периодически. Только не сюда и не домой… Дибичу, на Петровку – их, возможно, еще не прослушивают.
Глава 3
Павел Тучков просто высиживал время. До назначенной на шесть вечера встречи с агентом оставалось еще два часа. Так что минут сорок, а может быть и больше, можно просто посидеть в своем кабинете и насладиться «ничегонеделаньем». Он сам придумал это слово и был этим горд. Нет такого слова в русском языке. Занимаются этим все и часто, а слова такого нет. Странно…
Есть, конечно, понятия «бить баклуши», «гонять собак», «плевать в потолок», «болтаться без дела». Но, заметьте, при этом надо всегда что-нибудь делать. Кого-то гонять, куда-то плевать, где-то болтаться. А баклуши. Это вообще парадокс, загадка русской души. Баклуши – это такие бруски, заготовки для деревянных ложек. И какой-то лентяй целый день бил, а точнее – рубил их топором из целого бревна. Ничего себе дядя отдыхал!
Павел откинулся в кресле и зажмурился. На улице жара только начинает спадать, а здесь, в бетонном кубике на Лубянке прохладно. Это зря говорят, что эти реформаторы полностью развалили органы безопасности. Кондиционер-то еще работает.
Стоило бы прошвырнуться по кабинетам и удостовериться кто из дюжины его подчиненных еще трудится на благо Родины. Но он и так знал. На месте должен быть один Кудюков. Наверняка подшивает дела, закрывает сигналы, пишет описи. Это он готовится к проверке секретного делопроизводства, которая неизбежно нагрянет через два – три месяца. Чуваш он Кудюков, что с него взять. Зато всех остальных в нехорошем свете упомянут в «Справке о проверке…», а он будет чист и горд… Бог с ним… Кстати, а какой у него бог? Во всех бумагах до сих пор есть графа о членстве в КПСС, а вероисповедания нет. На православного он не тянет. Вроде и не мусульманин и не иудей. В бане вместе были. Правда, мог и не обратить внимания…
Тучков начал лениво вспоминать местонахождение остальных своих «гавриков». Двое, якобы, болеют. Один – копает колодец на даче и кто-то его страхует. И правильно – еще не хватает чтоб этого дачника завалило на его шести сотках. Для начальника что самое главное – жизнь и здоровье его подчиненных.
А где еще трое? Так, сегодня четверг. Они уже заступили на дежурство в ночном кабаке «Хромая собака». А завтра будут отсыпаться в своих кабинетах. И будут уверены, что Тучков их не побеспокоит. Он знает о их «подработках», но и они о нем много знают. Так что, все будут молчать. И правильно, раз государство их работу оценивает по три доллара в день. Тут без приработка на обойтись. Или что – купил семье по «Сникерсу», съел и порядок?
Тучков посмотрел на часы, которые тикали на его руке еще с доперестроечных времен, и начал лениво собираться. Встреча на явочной квартире – особый ритуал. Он, как профессионал, не мог упростить его даже в период всеобщего разгула свободы. Надо прибыть на квартиру намного раньше агента. При этом необходимо долго проверяться, петляя по переулкам, не увязался ли за тобой «нехороший человек». Очень желательно иметь план беседы, темы, наводящие вопросы. И обязательно – чай, сахар и чистая бумага для «шкурок».
Бедные агенты! Они даже не предполагают, что основная цель опера при встречи – содрать с них «шкурку», агентурное сообщение. Устную информацию к делу не пришьешь. Начальство будет считать такую «явку» пустышкой. Даже если ты сам что-нибудь напишешь, сославшись на «нецелесообразность отбора письменного сообщения по оперативным соображениям».
Павел Васильевич аккуратно закрыл сейф, и, поплевав на маленькую медную печать, придавил ее к пластилиновой кляксе на косяке старого металлического шкафа. Отпечаток получился четкий – в центре номер и по кругу «УКГБ по Москве и МО». Эта печать протирала карманы Тучкова уже почти пятнадцать лет. Он знал, что их хотели заменить, но, когда название конторы стало меняться так же быстро как и фамилии их самого главного начальника, притормозили – меди на эти печати не напасешься. Сейчас вроде держится «ФСБ». Надолго ли? Это же как курс доллара – стоит, стоит и вдруг «бах». Какой-нибудь черный четверг или красная пятница.
Тучков еще раз осмотрел кабинет. До этого он дважды оставлял включенный кипятильник. Хватит! Так можно и погореть.
Уже в коридоре, запирая дверь, он проверил нагрудные карманы и улыбнулся, вспомнив старую байку, десятилетиями витающую в чекистских курилках. Дело было в бериевские времена. Вызывают старого опера на ковер и давай песочить: «Исключим! Выгоним! Арестуем! Соседи ваши сообщают, что вы верующий,
