Мамаша Кураж (достает ему плащ). С кровью от сердца отрываю, нате, бегите уж скорей.
Священник. Премного благодарен. Это очень великодушно с вашей стороны. Но, может быть, лучше я немного побуду здесь. Если меня увидят бегущим, это может возбудить подозрение.
Мамаша Кураж (бомбардиру). Да брось ты Пушку, дурачина. Кто тебе заплатит? Оставь лучше мне, а то головы лишишься!
Бомбардир (убегая). Вы свидетели, я старался как мог.
Мамаша Кураж. Хоть присягну. (Замечает на дочери шляпку Иветты.) Это что такое? Ты напялила шляпку этой потаскухи! Брось ее сейчас же! Ты что, спятила? Сейчас супостаты придут! (Срывает с Катрин шляпку.) Они из тебя шлюху сделают! И сапожки тоже. Блудница ты вавилонская! Живо разувайся! (Пытается снять с нее сапожки.) Иисусе, помогите мне, ваше преподобие! Пусть снимет сапоги, я сейчас приду. (Бежит к фургону.)
Иветта (пудрясь на ходу). Что вы говорите, католики пришли? Где моя шляпка? Кто на нее наступил? Не могу же я перед чужими людьми появиться в таком виде! Что обо мне подумают? И зеркальца, как на грех, нет! (Священнику.) Я пудры не переложила?
Священник. Нет, нет, в самую меру.
Иветта. А где мои красные сапожки?
Катрин прикрывает юбкой ноги.
Я же их тут оставила. Теперь я должна идти в свою палатку босиком. Стыд и срам! (Уходит.)
Вбегает Швейцарец, в руках у него полковой ларец.
Мамаша Кураж (с горстью золы. Катрин). Вот зола. (Швейцарцу.) Чего ты притащил?
Швейцарец. Полковую казну.
Мамаша Кураж. Брось сейчас же! Отказначействовал!
Швейцарец. Мама, я же за нее отвечаю! (Уходит за фургон.)
Мамаша Кураж. Сними ты свою хламиду, ваше преподобие, а то узнают тебя, и плащ не поможет. (Мажет Катрин лицо золой.) Не вертись! Так, маленько грязи, и враг тебе не страшен. Вот напасть! Говорят, караульные перепились. Держи свой светильник под спудом. Покажи солдату, особенно католику, беленькое личико, вот тебе и потаскуха готова. По неделям постятся, а потом как награбят, нажрутся и накидываются на баб. Ну, так сойдет. Дай-ка я на тебя погляжу! Неплохо! Словно в навозе рылась. Никто тебя не тронет. (Швейцарцу.) Куда ларец дел?
Швейцарец (появляясь). Я надумал в фургон положить, мама.
Мамаша Кураж (в ужасе). Это в мой фургон? Дурак ты, богом обиженный! Ни на минуту отвернуться нельзя. Они же нас всех троих повесят.
Швейцарец. Тогда я его где-нибудь еще спрячу или убегу с ним.
Мамаша Кураж. Сиди уж. Поздно теперь.
Священник (переодеваясь на ходу). Ради всего святого! Знамя!
Мамаша Кураж (снимает полковое знамя). Батюшки, я-то его и не вижу. Пригляделась - двадцать пять лет с собой таскаю.
Канонада усиливается.
Три дня спустя. Утро. Пушки уже нет. Мамаша Кураж, Катрин, священник и
Швейцарец сидят за едой, озабоченные.
Швейцарец. Вот уж третий день я тут зря околачиваюсь. А господин фельдфебель - они всегда так обо мне заботились - сейчас, наверно, себя спрашивают: где же наш Швейцарец с солдатскими деньгами?
Мамаша Кураж. Ты бы радовался, что они на твой след не напали.
Священник. Что мне сказать? Я ведь тоже уклоняюсь от служения господу, страшась злой участи. Сказано, от избытка сердца глаголят уста. Но горе мне, если уста мои возглаголят.
Мамаша Кураж. То-то оно и есть. Сидят у меня на шее: один со своей верой, другой - с казной. Уж и не знаю, что хуже.
Священник. Поистине, мы ныне в руце божией.
Мамаша Кураж. Ну, ну, может, дело наше еще и не так плохо, но одно верно - с этих пор я сон потеряла. Кабы не ты, Швейцарец, легче бы мне было. Сама-то я с ними поладила. Я, мол, всегда против шведа была, антихриста этого. У него, мол, рога, сама видела, у левого рога кончик отбитый. Они меня допрашивать, а я им: где у вас церковных свечей достать, коли недорого? Я все ихние повадки знаю, потому как отец Швейцарца сам католик был, всегда, бывало, над ихней церковной канителью смеялся. Может, они мне и не совсем поверили, но им как раз в полку маркитантка требуется - придираться не стали. Может, все еще добром обернется. Попались в полон, как мышь в амбар.
Священник. Молоко - хорошее. Маловато, конечно... Что ж, придется умерить наши шведские аппетиты - ведь мы потерпели поражение...
Мамаша Кураж. Кто потерпел поражение - еще разобраться надо. Иной раз у больших господ победа и одоление, а нам это боком выходит. А иной раз им по шее надают, а нам прибыль. Не раз так было: для них поражение, а нашему брату - чистый барыш. Кроме чести, ничего не потеряно. Помню, в Лифляндии нашему полководцу неприятель так бока наломал, что мне в суматохе из обоза кобыла досталась. Семь месяцев она у меня в фургоне ходила, потом они опять победили и ревизия пришла. По правде сказать, нам, мелкоте, от ихних побед и поражений - одни убытки! Самое разлюбезное дело для нас, когда у них в политике застой. (Швейцарцу.) Ешь!
Швейцарец. Кусок в горло не идет, мама. Как же господин фельдфебель жалованье солдатам платить будут?
Мамаша Кураж. Когда войско бежит, жалованья не платят.
Швейцарец. Ну как же, им положено! Без жалованья они и бежать не обязаны, могут с места не двигаться.
Мамаша Кураж. Слушай ты, сыр швейцарский, уж больно ты честен, прямо страх берет! Я тебя сама учила: надо быть честным, раз уж бог ума не дал, но на все мера есть. Я сейчас пойду с его преподобием, куплю знамя католическое и мяса тоже. Никто, как он, мяса не выберет, хоть глаза ему завяжи. Я думаю, он как к хорошему куску подойдет, у него слюнки текут, вот и угадывает. Слава богу, они мне торговать разрешили. Да и то сказать, торговца не о вере спрашивают, а о цене. Лютеранские портки тоже греют.
Священник. Один нищий монах сказал, когда его пугали, что при лютеранах все вверх дном перевернется: 'Не беда, нищие всегда будут нужны!'
Мамаша Кураж залезает в фургон.
Ларец, ларец - вот что ее тревожит. До сих пор мы не возбудили ничьих подозрений, но надолго ли?
Швейцарец. Я могу его унести.
Священник. Это, пожалуй, еще опаснее. Вдруг тебя увидят? У них шпионы повсюду. Вчера утром я вышел по нужде, и вдруг передо мной появляется из канавы некто. Я - в ужасе. Благодарение господу, я сумел удержать на устах молитву. Мог сам себя предать в их руки. Поистине, они рады дерьмо нюхать, не лютеранское ли? Шпион был маленький уродец с повязкой на глазу.
Мамаша Кураж (вылезая из фургона). Что я здесь нашла, бесстыдница ты этакая? (С торжеством показывает красные сапожки.) Сапожки Иветты! Стащила и виду не подает! Все потому, что ей наговорили, будто она привлекательная особа. (Кладет сапожки в корзину.) Я их верну хозяйке!.. Украсть у Иветты сапожки! Она-то себя губит за деньги, это я понимаю. А ты рада за так, для удовольствия! Сколько раз я тебе говорила: подожди, пока мирное время настанет, не смей с солдатней путаться! Дождись мира, тогда и будешь любезничать.
Священник. Я не нахожу ее особенно любезной.
Мамаша Кураж. А я вот нашла! Я хочу, чтобы люди про нее одно говорили: убогой-то никогда не видать и не слыхать! По крайней мере цела будет. (Швейцарцу.) А ты оставь ларец, где он есть, слышал? И смотри за своей сестрой, за ней глаз да глаз нужен! В могилу вы меня сведете! Легче корзину блох устеречь, чем вас! (Уходит со священником.)
Катрин убирает посуду.
Швейцарец. Последние деньки можно так посидеть на солнышке, в одной рубашке.
Катрин показывает на дерево.
Да, листья уже пожелтели.
Катрин спрашивает его знаками, не хочет ли он выпить.
Швейцарец. Нет, я пить не стану, мне подумать надо. (Пауза.) Мать говорит, она ночей не спит. Надо бы мне все-таки припрятать этот ларец. Выискал я надежное местечко. Принеси мне, так и быть, стаканчик!
Катрин уходит за фургон.
Положу его в барсучью пору у реки, а потом заберу. Завтра же на рассвете заберу - и доставлю в полк. Далеко ли они за эти три дня ушли!.. А уж господин фельдфебель так и ахнут. Ай да Швейцарец! - скажут они. Вот это порадовал. Не зря я на тебя надеялся. Я
