От бренди у нее закружилась голова.
– Но… в тот момент в коридоре, когда я увидела другую женщину в объятиях Марбрука, я осознала, что он никогда не будет моим.
– Потому что ты выходишь замуж за лорда Брукхейвена, – мягко напомнила Софи.
Феба отмахнулась от этих слов.
– Да… но когда-нибудь он найдет
Ее лицо начало сморщиваться.
– И это никогда не буду
– Тряпка. – Софи криво улыбнулась кузине. – Больше никакого бренди для тебя.
Феба шлепнулась на кровать и уставилась на узорчатую лепнину на потолке.
– Будь осторожной, Феба. Ты дала свое слово лорду Брукхейвену. Скандал…
Феба закрыла глаза.
– Я знаю. Я не могу снова оступиться – и я не стану этого делать. Я не буду проходить через это снова – боль, обвинения, постоянная сдержанность из-за страха, что все раскроется! Вечно размышлять: знают ли они? Шепчутся ли они обо мне? Не наступил ли конец моей репутации? Не погибла ли я?
Она перекатилась на кровати.
– Самое худшее – это тайная, постыдная надежда на то, что секрет
Софи положила руку на ее плечо. Феба вздрогнула, потому что она почти забыла о присутствии кузины.
– Феба, я не совсем понимаю, о чем ты говоришь… и, возможно, ты не должна говорить мне этого. Если ты по-настоящему, честно желаешь избежать скандала, то будет мудро избегать лорда Марбрука до тех пор, пока свадьба не состоится… и, возможно, некоторое время после.
Феба села и потерла свои щеки.
– Избегать его. Да. Это именно то, что я буду делать. Это будет легко.
Она отчаянно надеялась, что так и будет.
Глава 28
Когда Рейф вернулся в Брук-Хаус, слишком поздно, чтобы встретиться с кем-то, кроме зевающего грума, который взял поводья счастливо истощенной лошади, его поприветствовали темнота и молчаливая пустота коридоров и комнат. Его собственный камердинер давно ушел спать, зная, что после определенного часа Рейф, вероятнее всего, вовсе не придет домой.
В своей комнате он сбросил куртку и жилет, рывком развязал галстук и бросил полоску ткани на кучу остальной одежды. Молодой человек уселся в большое кресло перед огнем и стянул сапоги, отбросив прекрасную кожаную обувь в сторону с такой же небрежностью, как рваные тряпки. Какое это имело значение? Даже прекрасные вещи, в конце концов, были всего лишь вещами. Они не сделают так, чтобы жизнь без Фебы переносилась гораздо легче.
Он не возвращался домой так долго, чтобы избежать встречи с ней – потому что как он мог смотреть девушке в лицо после той отвратительной сцены на концерте! – но было совершенно невозможно избегать ее присутствия. В этом доме Феба была во
И хотя тело Рейфа болело, его желудок громко запротестовал. Нужно было идти на кухню, чтобы удовлетворить, по крайней мере, один аппетит.
Его босые ноги замерзали на холодном полу, пока Рейф тихо пробирался по дому в поисках чего-то более существенного, чем любовное разочарование, чтобы набить свой желудок.
Он рос в этом доме, по крайней мере, половину каждого года, поэтому не испытывал необходимости в свече. Темнота была старым другом Рейфа. Большинство своих самых замечательных моментов – или самых худших, все зависит от чьей-то нравственной позиции – он провел в темноте.
Кухни находились в подвале, как и в большинстве городских домов. Они состояли из большой кладовой, разрезальной комнаты со смутно тревожащим набором режущих принадлежностей, главной кухни, где находились печи, буфетной с глубокими каменными раковинами, и самой любимой у Рейфа кладовой для мясных продуктов.
Это была длинная узкая комната, с устроенными вдоль стен мраморными полками для продуктов, которые требовали охлаждения, и холодный каменный пол обжигал его босые ноги. Так как Рейф был настроен на что-то аппетитное, то он легко обошел крепкий стол в середине комнаты и наклонился, чтобы нащупать на нижних полках что-то вроде ветчины или жареного мяса.
Он обнаружил мясные пирожки, вероятно, приготовленные для слуг, занимающих низкое положение, потому что привередливый хозяин скривился бы при виде такой обычной пищи – хотя Рейф никогда еще не встречал мясного пирога, который бы ему не понравился. Несмотря на призыв обильной мясной и картофельной начинки, он двинулся дальше, осторожно ощупывая полки. На самом деле он хотел бы закусить большими, сочными кусками…
Бедро. Гладкое… круглое… теплое… пышное…
– Ой. – Послышался тихий протест, едва ли более слышный, чем шепот.
– Ай. – Рейф отдернул руку назад, выпрямился – и с силой ударился затылком о каменную полку над головой. – Ой! – Он отшатнулся назад, приложив одну руку к черепу.
– Ох!
Что-то задвигалось на полке, послышался шелест ткани и металлическое звяканье – а затем свет обжег его расширенные зрачки.
– Ад и все дьяволы! – Рейф прикрыл глаза ладонью другой руки. – Зад милашки Шарлотты! Ты пытаешься убить меня?
– Я не… Я… А кто такая Шарлотта?
– Феба? – Он сдвинул руку с глаз и заморгал. Расплывчатые образы все еще плавали перед его глазами, но он смог увидеть ее перед собой, одетую в ночную рубашку и полураспахнутый халат, выуживающую свой подсвечник из жестянки с мукой.
Девушка нахмурилась, глядя на него и пытаясь развязать узел на поясе халата, чтобы стянуть его поплотнее.
– О Боже, милорд! Вы меня до смерти напугали!
– Я? Думаю, что это я только что потерял десять лет жизни! А я планировал провести их с пользой, знаете ли.
Ее настроение мгновенно изменилось, а на щеках появились ямочки.
– Как? Выполняя добрые дела?
Рейф заворчал.
– Абсолютно верно. Существует бесчисленное множество благотворительных дел для улучшения условий труда прелестных хозяек. Я постоянно жертвую на эти цели.
При воспоминании об это ее юмор исчез. Феба приподняла бровь.
– Готова поспорить, что это так. Мужчины вроде вас просто не знают, когда нужно остановиться.
Она не собиралась так просто давать ему сорваться с крючка.
– Что вы знаете о таких мужчинах, как я?
– Я знаю достаточно. – Она пыталась выглядеть почтенно, но ее взъерошенные волосы и непослушный халат придавали девушке восхитительный вид. – Повесы и негодяи существуют не только