Срочно разыскивается герцог

– Мне он нравится больше всех других. – Фебе захотелось обнять этого мужчину – нет, просочиться в него, как вода проникает в песок в пустыне. – Я хочу… – Она закусила губу. – Я хочу, чтобы он был моим.

Его взгляд устремился к ее губам и остался там.

– Вы на самом деле хотите, чтобы этот сад стал вашим?

О да, пожалуйста. Ее сердце одновременно и неслось вскачь и пребывало в покое. Это было так странно – найти того, кого ты так отчаянно искала, когда ты даже не знала, как этот кто-то выглядит.

Девушка пристально вглядывалась в мистера Марбрука, в его прекрасно сшитую одежду и темные волосы, в восхитительный рот, тень на мужественных щеках и подбородке… Его внешность была просто совершенна – включая вид сзади, который все еще маячил в ее сознании. Но что-то еще притягивало Фебу к нему, словно он тянул ее душу за ниточку.

Его глаза. Она смотрела в них, как в неподвижную гладь воды, только в их отражении она видела ту свою часть, которой ей не хватало каждый прожитый ранее день своей жизни.

Волшебство. Древняя магия, как в тех историях, которые постоянно читает ее кузина Софи.

– Полагаю, что я околдована, – хрипло произнесла она.

Его глаза знали это.

– В самом деле? – ответил Рейф.

Феба не могла отвести взгляд. Казалось, что мужчина также узнал ее, он словно видел девушку насквозь и делал это всегда.

Удивительная мысль, которая пришла Фебе в голову следующей, заключалась в том, что у нее возникло отчетливое ощущение, что ему нравилось то, что он видел. Что было невозможным.

Не так ли?

И все же, чем дольше он удерживал ее взгляд в плену своих глаз – чем дольше длилось молчание и окутывало их, на мгновение изолировав от времени – тем больше Феба начинала верить в невозможное.

В его глазах она видела себя прекрасной и не только. Девушка ощущала понимание, словно сама ее сущность была обнажена для его обозрения, и он не замечал ни порочности, ни врожденных недостатков, ни темного и ведущего к падению источника чувственности – или, по крайней мере, если и видел, то нисколько не возражал против этого.

На его лице было выражение острой заинтересованности. Как будто она была первой женщиной, которую он когда-либо видел – что было полной ерундой. Только… не было ощущения, что это ерунда. Он выглядел таким же околдованным ею, как и она – им.

Разве это не будет замечательно, если это – если он – будет настоящим?

Рейф не мог оторвать от нее глаз, что не имело смысла. Она, в самом деле, выглядела небрежно, в этом качественном, но не подходящем ей платье, с волосами, забранными в громоздкий узел…

Волосы были длинными, возможно, до ягодиц. Они обовьются вокруг его пальцев, если он решит запустить в них руки и перебросить вперед, чтобы расправить их по ее обнаженной груди…

Потребность в ней поразила мужчину с такой силой, что он едва мог сделать вдох. Не вожделение – хорошо, не просто вожделение, во всяком случае. Это была потребность, такая же необходимая, как нужда в воздухе или в воде. Она была нужна ему, во всей своей милой смелости, во всей проницательной благотворности, просто чтобы жить дальше.

Но все это было бессмыслицей. Не было такого понятия как «единственная». Не было недостатка в леди, желающих стать его любовницей. Женщины окружали его, сверкающие, элегантные создания, настолько идеально и сильно вылощенные, что казались засахаренными.

Феба была вовсе не похожа на них, эта провинциальная девушка с уязвимостью в глазах и решительным подбородком. Она была настолько лишена светского лоска, что его пальцы зудели от желания исследовать каждую округлость, которой та обладала.

До того, как Рейф понял, что он собирается сделать, до того, как смог остановить импульс – потребность – его голова наклонилась, чтобы поцеловать ее.

Это был не настоящий поцелуй – скорее, прикосновение дыхания, рта ко рту, сладкое, почти целомудренное прикосновение мягкости к твердости. Это был не настоящий поцелуй – за исключением того, что в нем заключался толчок, который навсегда перевернул весь мир Фебы.

Его большая рука обхватила затылок девушки, и их не-поцелуй продолжился. Они стояли, прижатые друг к другу, двигались только его и ее грудь, делающие вдохи и выдохи, под аккомпанемент биения их сердец.

Рейф застонал вслух, затем застыл, словно удивился, услышав самого себя. Он отодвинулся от нее, часто дыша.

– Господи!

Феба сама дышала с трудом. Она обняла себя руками, ощущая холод, когда его не было рядом.

– Викарий сказал бы, что Бог не имеет никакого отношения к этому… хотя я всегда задавалась вопросом, правда ли это на самом деле. Я имею в виду, если Бог создал нас и если мы…

Он странно смотрел на нее.

– Викарий?

Ой. Возможно, было рановато поднимать тему викария. Тогда, опять же, было слишком рано для того, чтобы целоваться на террасе, так что пусть остается все, как есть.

– Викарий – мой отец. Мистер Милбери, викарий Торнхолда, в Девоншире.

– Ах. – Он обнял ее и притянул к себе, защищая от холода, опустил подбородок на макушку ее головы, глубоко выдохнув. – Конечно, как же иначе. Твой отец – викарий. Как… подходяще.

Рейф сам удивлялся своим поступкам. Он всегда был дурным семенем, но хватать руками дочь викария в темноте? Это было слишком низко, даже для него.

Если даже не упоминать о той опасности, что в любой момент деревенский викарий мог выскочить из бального зала и потребовать помолвки под дулом своего мушкетона[6] .

Помолвка. Свадьба.

Что-то весьма интересное пробудилось внутри Рейфа.

Жениться на привлекательной мисс Фебе Милбери, немодно одетой, никому не известной малышке, только что появившейся из дебрей Девоншира. И почему же эта мысль так долго удерживает его в плену своих теплых, щедрых, гибких объятий?

Он почти открыл рот, чтобы сделать предложение прямо на месте.

Но в последний момент мужчина сдержал себя. Он словно услышал голос Колдера, распространяющийся о бедах импульсивности. Рейф обуздал странную собственническую безотлагательность, которую эта девушка таинственным образом пробудила в нем, и накрепко привязал это ощущение. Сезон едва начался. Еще есть масса времени, чтобы получше узнать мисс Милбери.

Кроме того, эта идея понравилась ему. Понравилась сама мысль о том, чтобы провести лето в ее компании, ухаживать за ней, удивлять ее маленькими подарками – достаточными как раз для того, чтобы вызвать в ней восхищение, но не вскружить ей голову. Следует покатать девушку по Гайд-парку на своем фаэтоне…

Он сделает это правильно. Для нее он будет играть роль джентльмена. У него есть масса времени.

Новое спокойствие опустилось на него, сглаживая острые углы, оставшиеся от раннего разочарования, вызванного деспотизмом Колдера. Неторопливое ухаживание за Фебой Милбери будет подходящим лекарством от его настоящей беспокойной неудовлетворенности.

И затем, когда его инвестиции окупятся, и его корабль придет в гавань, Рейф обратится к ее очень респектабельному отцу с золотом в кармане и шляпой в руке. Возможно, с поддержкой Колдера этого будет достаточно, чтобы убедить такого человека, что его дочь должна выйти замуж за ублюдка.

Затем, как раз ко времени их обычного возвращения в Брукхейвен, он женится на ней со всеми положенными фанфарами. А потом свернет ее и засунет в свой карман, чтобы она была его талисманом против удушающей тяжести того, что он всегда находится в тени совершенного наследника, маркиза