использовать эту его слабость, знаешь ли. Думаю, у нас впереди три месяца его слепого доверия к тебе, а потом подозрения станут нарастать. Поэтому нужно действовать быстро, чтобы успеть получить все желаемое.
— Не будем мы ничего такого делать, — простонал Маркус, сражаясь с приступом тошноты. — Я прямо сейчас пойду к нему и расскажу все.
— Если признаешься, ты покойник, — со спокойной убежденностью заявил Павел. — Неужели непонятно? Ему придется убить тебя. Ты поступил как предатель, оклеветав его невесту, и выставил его перед всеми дураком… не говоря уж о Виллеме, который просто оторвет тебе голову. Не знаю, зачем ты сделал это, но твоя цель тоже станет понятна, и вряд ли к твоей выгоде. Если говорить откровенно, этот выход для тебя полностью закрыт, Маркус.
Самодовольная усмешка на лице Павла как бы приглашала сенешаля признать свое падение и постараться извлечь из него выгоду.
— По крайней мере, начиная с этого момента я буду честен и тем самым попытаюсь исправить положение.
Павел рассмеялся.
— Ну-ну, попытайся, но сомневаюсь, что от этого будет толк.
Он поднялся и зашагал к двери с ленивой уверенностью, напомнившей Маркусу императора.
— Поговорим позже, когда обстоятельства сложатся так, что у тебя совсем не останется выбора.
— Жуглет, я хочу показать тебе кое-что, — вскоре после этого разговора с очень серьезным видом сказал Маркус, подкараулив менестреля в коридоре неподалеку от приемной Конрада. — Пойдем ко мне, — и он начал спускаться по ступеням.
— Император ждет свежий графин с вином, — запротестовала Жуглет, тем не менее следуя за Маркусом.
— Не лги. Если бы тебя послали в погреб, ты пошел бы к другой лестнице.
— Он хочет подогретого вина с пряностями, а для этого нужно спуститься на кухню.
— Я не задержу тебя надолго.
Они пересекли двор и начали подниматься по внутренней винтовой лестнице. В большой прихожей пажи уже развели огонь в камине и зажгли факел. Не останавливаясь, Маркус направился прямо к одному из выставленных вдоль стены резных сундуков и откинул крышку. Жестом дав понять Жуглет, что нужно закрыть дверь, он достал потрепанный кусок пергамента, чернильницу и тростниковое перо.
— Зачем это?
Вопреки желанию Жуглет, таинственность происходящего захватила ее. Маркус, конечно, ублюдок, но, по крайней мере, в отчаянии ведет себя не так примитивно, как Виллем.
Жуглет, я знаю, ты все еще подозреваешь меня, но в одном ты не должен сомневаться. Я люблю дочь Альфонса.
Конечно, конечно, — ответила Жуглет, надеясь, что это неправда, но, взглянув в его лицо, внезапно осознала, что сенешаль искренен.
Это было скверно, поскольку относилось к разряду того, на что менестрель не в состоянии повлиять.
— Да, я люблю ее. Если ты по-прежнему действуешь в моих интересах, умоляю, уговори Конрада ускорить наш брак с Имоджин.
Вот, значит, чего он хотел в конечном счете. Она удивленно смотрела на Маркуса, пытаясь решить, способен ли он, потворствуя собственным желаниям, разрушить будущее императора.
Тот, однако, неправильно растолковал удивленное выражение ее лица.
— Тебе не верится, что единственное, чего я хочу, это Имоджин. Сейчас я напишу ей письмо, и ты из первых рук узнаешь, какие чувства я питаю к ней.
— Это ни к чему. — Жуглет сделала вид, что подавляет зевок. — Единственное, чего я сейчас хочу, Маркус, это свернуться калачиком у камина и поспать. Сегодня выдался тяжелый день.
Нужно было срочно остаться одной, чтобы разобраться в том, что она услышала.
— Я все равно собирался писать, — стоял на своем Маркус. — Можешь прочесть? Я хочу, чтобы ты был моим свидетелем. Если ты искренен в своей дружбе ко мне и если когда-нибудь меня призовут к ответу за все происшедшее, будь моим свидетелем.
— Хорошо, — уступила наконец менестрель.
Недавний притворный зевок заставил ее осознать, насколько она в самом деле устала и как дорого ей обошлось нападение Павла в подвале. Да и бесконечные муки Виллема тоже. Не день, а сплошные неприятности.
— Ладно, я твой свидетель.
Она шутливо, но вместе с тем устало поклонилась. Маркус окунул перо в чернильницу и быстро написал:
«Имоджин, дорогая, мое сердце полно тобой. В каждой даме при дворе я вижу тебя, и от этого они кажутся прекрасными, хотя никто…»
— Да-да, все ясно, но нельзя ли сегодня вечером обойтись без поэзии? — остановила влюбленного Жуглет, которая читала поверх его плеча. — Переходи к сути, умоляю тебя.
Он, однако, некоторое время продолжал в том же цветистом духе. Жуглет стояла, нетерпеливо притоптывая ногой. В конце концов он написал:
«Я сам не свой от нашей разлуки, любимая, и не знаю, как добиться, чтобы твой отец и Конрад были добры к нам. Если твоя умная головка придумает что-нибудь, пожалуйста, сразу же напиши мне. Я готов без колебаний выполнить любое твое требование. Мой друг Жуглет, музыкант его величества, обещал помочь нам, чем сможет, и он мой свидетель в написании этого письма. Как всегда, посылаю тебе свою неиссякаемую любовь. Я твой, пока смерть не разлучит нас, и за гробом тоже».
В качестве подписи он поставил букву «М», а под ней витиеватый росчерк самого драматического вида.
— Любовный узелок, — пояснил он с таким искренним и застенчивым видом, что Жуглет почувствовала укол жалости к нему.
Он запечатал письмо воском и протянул его Жуглет.
— Отправь сам.
— Хорошо, — ответила по-прежнему заинтригованная Жуглет.
— Пожалуйста, не откладывай.
Не желая обременять себя этой задачей, Жуглет кликнула пажа и вручила ему письмо. Она так и не поняла, к чему все это. Даже если Маркус и впрямь любил девушку, он почти не знал ее, и то же самое можно сказать о ней. Поэтому Имоджин, прочтя письмо, наверняка решит, что его отправитель не в своем уме. Однако Маркус, по всей видимости, готов пойти на такой риск. Зачем?
Хорошо, он любит ее. Возможно, это чувство взаимно. Маркус никогда не пекся о собственных интересах до такой степени, чтобы ради них пожертвовать браком своего господина.
Он любит кузину императора. Сам по себе этот факт не оправдывает его вероломства. Значит, любит. Ну, пусть. Однако в данный момент это ничего не меняет.
Если только Жуглет не сумеет обратить вновь обретенное знание в свою пользу.
Но как? Ничего не приходило в голову.
В конце концов она вернулась в комнату Конрада с пряным подогретым вином для его величества и украденной колбаской для охранника у двери. В отсутствие менестреля Конрад вызвал к себе женщину и уже почти раздел ее, когда Жуглет вошла. Туника незнакомой блондинки валялась за кроватью, поэтому определить, каков ее статус, было сложно. Женщина, по-видимому, была довольна, что оказалась здесь, и улыбалась, чуть-чуть устало.
— Ох, Жуглет, ты наконец вернулся.
