Прикрыв лицо полой туники и опустив голову, я покинул берег Тибра, где были расположены Палатин, Капитолий, храмы и Сенат, и перебрался на другую сторону, в еврейский квартал.
Там я встретил Торания, последователя Христа, и он привел меня в подвал, где каждую ночь собирались около двадцати христиан.
Была поздняя осень, и я дрожал от холода. Я думал о небе и земле Иудеи, о Боге-Спасителе Христе, об императоре-спасителе Веспасиане. Я слушал и повторял молитвы верующих в Христа. Они опустились на колени перед алтарем.
Тораний совершал богослужение, поднимая руки, раскрыв ладони, изображая пальцами в воздухе крестное знамение, которое христиане совершают медленно, склонив голову. Потом он заговорил, пророчествуя о конце света. Земля продолжает дрожать, сказал он. Из ее недр вырывается черный дым, вылетают раскаленные камни и пепел. Грядет всеобщий суд, мертвые воскреснут, как распятый Христос, и начнется вечная жизнь.
Однажды ночью, когда я дремал в подвале Торания вместе с несколькими христианами, на улице раздались крики, которые становились все громче: Вителлий поджег Рим. Я вышел на улицу. Небо над Капитолием было озарено пламенем пожара.
Накануне Флавий Сабин подтвердил, что Вителлий только что узнал о разгроме своих войск и о том, что в Кремону вошли солдаты Веспасиана, разграбили город, убили всех его жителей и чужестранных купцов. Вителлий тотчас же отрекся от престола, согласился на сделку, предложенную Веспасианом, и получил сто тысяч сестерциев в обмен на жизнь.
Чтобы отпраздновать это событие или забыть о своем отречении, он устроил огромный пир и покинул город в сопровождении своего повара и пекаря.
Я усомнился в том, что это правда — только кинжал или яд может заставить императора покинуть трон.
Я покинул Флавия Сабина и посоветовал ему быть осмотрительнее, предложил уйти со стражниками и Домицианом из Рима, дождаться там прибытия победоносных войск Антония Прима и Муциана.
Теперь я видел пожар, охвативший храм Юпитера. Пламя освещало весь Капитолий и огромную толпу, собравшуюся вокруг. Солдаты Вителлия окружили храм. Они подбрасывали стволы деревьев и солому в огонь и кричали, что Флавий Сабин, Домициан и их стража, которые укрылись там, сгорят как изменники на костре, и погибшие в Кремоне будут отмщены.
Плебс выкрикивал имя Вителлия.
Я перешел Тибр по одному из мостов и впервые в жизни встал на колени перед алтарем в подвале Торания, чтобы вознести молитвы Христу, богу страдания и смирения.
Через несколько часов крики снова заставили меня покинуть это мрачное место, в котором я обрел мир. На этот раз толпа бежала к Форуму, и я последовал за ней.
Войска Антония Прима только что вошли в Рим. Солдаты нашли Вителлия, загримированного, одетого в лохмотья, пьяного и объевшегося, в хижине привратника одного из императорских дворцов.
Я видел его, как видел уже многих сильных мира сего, которых унижали, а потом убивали.
Плебс, несколько часов назад рукоплескавший ему, теперь оскорблял его, плевал в лицо, сдирал с него одежду, разрывал его тело на куски. Один солдат схватил его за волосы, и я увидел красное лицо Вителлия, его глаза, вылезшие из орбит. Другой солдат приставил меч к горлу поверженного тирана и потребовал, чтобы тот не опускал голову, если не хочет, чтобы ему перерезали горло.
Вителлия обвиняли в поджоге храма Юпитера и убийстве префекта города. Теперь плебс кричал: «Да здравствует император Веспасиан!» и бурно приветствовал Домициана, которому удалось спастись.
Люди насмехались над Вителлием, били его, рвали его плоть кинжалами, царапали ногтями, желая, чтобы его агония продлилась как можно дольше, а страдание было невыносимым.
Я видел, как его грузное тело упало, и его разодрали не собаки, а люди. Тело подцепили крюком и потащили к Тибру.
По Риму стали сновать солдаты Антония Прима и Веспасиана, спасителя, пришедшего из Иудеи. Они убивали сторонников Вителлия и сваливали их тела в груды на Форуме, на улицах, и даже собаки больше не прикасались к ним, потому что уже пресытились человеческой плотью.
Я пришел к Домициану и Антонию Приму и попросил их остановить резню.
Прим покачал головой. Месть — это тоже добыча, нельзя отнимать ее у солдат-победителей. В Кремоне они потеряли тысячи своих товарищей, поэтому сейчас в Риме они делают все, что захотят: врываются в дома, убивают, насилуют, грабят.
Я напомнил, что император Флавий Веспасиан хотел, чтобы падение Вителлия не сопровождалось убийствами.
— После победы, — сказал Антоний Прим, — солдаты похожи на взбесившихся псов. Горе тому, кто попытается укротить их!
К тому моменту, когда войскам Муциана все же удалось обуздать их, на улицах, площадях и в домах Рима насчитывалось более пятидесяти тысяч трупов.
Переходя по мосту через Тибр, я видел трупы, застрявшие в камышах у берегов реки или прибитые течением к опорам моста — то же, что и во времена Нерона.
Я быстро шел по улицам еврейского квартала, стараясь не смотреть на взломанные двери, разбитую мебель на мостовой, стараясь не слышать женского плача.
В подвале Торания я нашел мертвых христиан. Солдаты, должно быть, застали их за молитвой.
Тораний был прибит к стене копьем и кинжалами. Его распяли.
Веспасиан не был спасителем, пришедшим из Иудеи. Император не спас людей. Он дал им оружие, чтобы они убивали.
Спаситель не сжимал в руке меч. Он умер, потому что был человеком. И воскрес, потому что был Богом. Тот, кто верует в Него, будет спасен.
Я опустился на колени и стал молиться Христу.
ЧАСТЬ IV
21
Я покинул Рим, где повсюду царила смерть.
Я не мог помешать рабам, сопровождавшим центуриона и трех солдат, свалить в повозку тела Торания и христиан так, словно это были трупы животных. Возмутившись, я попытался протестовать именем Муциана и Антония Прима, но он оттолкнул меня.
Для захоронений не хватает места, сказал он. И как я, римский гражданин, могу заботиться о позорных шкурах этих евреев, которые по-прежнему отказывались принять закон Рима в Иудее и даже здесь, в столице империи, спросил он, указывая на фигуры, торопливо скользившие по улицам еврейского квартала. Здесь пахнет кровью человеческих жертвоприношений, которые совершают евреи, сказал он.
Я ответил, что Тораний был последователем Христа, нового бога, которою иудеи не приняли.
