массивное золотое кольцо с рельефным белым черепом, который при случае мог бы оставить весьма памятный отпечаток у кого-нибудь на лбу.
Хэнк нажал на встроенную в подлокотник кнопку, и музыка оборвалась. Он сунул руку в карман, достал серебряный портсигар и положил в него предварительно затушенный косяк. Все его движения были аккуратными и точными. Он щелкнул замками стоящего на полу дипломата и вынул стенографический блокнот и дорогую ручку с золотым пером.
— Ты умный засранец, — заявил он мне. — Хочу узнать твое мнение по одному вопросу.
— Ладно, — согласился я. — Кстати, спасибо, что подвез.
— Я тут песню пишу для нового альбома, но никак не могу придумать название, понимаешь?
— Конечно.
— Я вот думаю, — серьезно продолжал он. — Как ее назвать: «Твоя задница — моя судьба» или «Твоя задница — мое предназначение»?
Господи, со мной ли это происходит?
Я посмотрел сквозь темное стекло на темное небо, обдумывая столь темный вопрос. К искусству Космонавт относился уважительно, и равнодушный ответ мог быть воспринят как оскорбление.
— Ну, — сказал я. — По-моему, лучше «Твоя задница — моя судьба».
Космонавт заинтересовался.
— А почему? — спросил он.
— Ну, не знаю, понимаешь, предназначение — звучит как что-то одноразовое, вроде поездки. Судьба, ну как бы это сказать, немного более… более одухотворенно. Понимаешь?
Хэнк одобрительно кивнул.
— Херовые у тебя дела, Джек, но ты мне нравишься. Моя мама тоже так считает.
Он убрал блокнот.
— Дэрин, Реджинальд, — произнес он густым басом. — Этот странный белый парень — мой друг. Когда-то он был моим тренером. Его зовут Джек. Джек снова с нами. Слышь, чувак: я думаю, надо будет написать о тебе песню.
Я по очереди стукнулся с каждым из них кулаками, и напряженность несколько спала, хотя видно было, что я по-прежнему вызываю беспокойство и причиной тому вовсе не цвет моей кожи. Причина в проблемах. И принес их я. В расслабленной атмосфере лимузина я был единственным дисгармоничным элементом, эдаким живым грозовым фронтом на безоблачном небе. Дело не в том, что я вызывал антипатию, просто всем стало бы уютнее, если бы я ушел.
Я не винил их. Ангелов здесь не было, и Хэнк отсидел срок за драку в Ларчмонте, штат Нью-Йорк, хотя его история совсем не такая, какой может показаться. Отец его работал нейрохирургом, мать — профессором лингвистики в Нью-Йоркском университете. Старшая сестра адвокат, а старший брат писал картины, которые никто не понимал. Но Хэнк рос отчаянным парнем и мало интересовался жизнью преуспевающего среднего класса, его тянуло к улице — не от нужды и отчаяния, просто потому, что ему наскучил комфорт.
Эти подробности я знал потому, что арестовал его за торговлю крэком в Южном Бронксе, когда только начинал работать в полиции, а он, шестнадцатилетний паренек, сидел на заднем сиденье моей машины и плакал. Я взглянул в зеркало заднего вида и увидел, как по щекам у него текут слезы. Я спросил, где он живет, и отвез домой. Можете представить себе мое удивление при виде его дома. Его фотографию легко поместили бы на обложку журнала по продаже недвижимости. Я даже познакомился с его родителями. Это были прекрасные люди из совершенно другого мира, не понимавшие своего сына.
С тех пор прошло десять лет. Теперь он был знаменитым и владел состоянием в пятьдесят миллионов долларов. Второй раз мы встретились на вечеринке у шейха на Стар-Айленде. Он сразу узнал меня и нанял позаниматься с ним. Он стал известным, женился, завел двоих детей и находился в той стадии, когда человек, достигнув успеха, начинает привыкать к своему положению. Он смотрел на меня как на реинкарнацию всех своих прежних бед. Я чувствовал себя неуютно из-за того, что напоминал ему о прошлом.
— Браток, тебя ищет полиция, — сказал Хэнк. — Расскажи почему и ничего не утаивай. С прошлым я завязал. Я не хочу, чтобы ты сидел тут, блин, как беглец из тюряги, если на это нет серьезных причин.
Я рассказал. Про яхту, трупы, Уильямса, полковника, деньги и, конечно, Вивиан. Последнюю часть истории им было понять проще всего.
Они молча слушали, и, когда я закончил, Хэнк спросил:
— Надо выпить, как считаешь?
Он распахнул небольшой шкафчик, оказавшийся вместительнее, чем казалось, и достал оттуда ведерко со льдом, четыре стакана и бутылку «Чивас регал».
Реджинальд и Дэрин открыли по банке пива «Хейнекен». Снова наступило молчание, на этот раз напряженное. Все сосредоточенно размышляли. Они оценивали мой рассказ, как торговец бриллиантами изучает кучку странных камней на черном бархате.
— Что думаете? — спросил я.
— Думаю, тебя поимели, — ответил Реджинальд, тот, что в белом и с черепом на пальце.
— Тебе надо было остаться в «Кроме», — заявил Хэнк. — Никогда не любил тюрьму, но тебя выпустили бы через несколько дней. Теперь твою задницу повсюду ищут.
— А ты бы стал сидеть в тюрьме, если бы какой-то парень охотился за твоей женщиной?
Дэрин, качок в кожаной майке, щелкнул пальцами и наклонился вперед. Только сейчас я заметил, что на передних зубах у него три золотые коронки.
— А ты ничего не забыл рассказать, Джек?
— Остынь, Дэрин, — сказал Хэнк. — Я же говорил, этот парень помог мне. Я такое дерьмо не забываю.
Затем повернулся ко мне и приподнял темные очки.
— Пива хочешь? — спросил Хэнк.
Я сказал, что хочу, и он передал мне банку «Хейнекена». Если в целом мире существовало что-то вкуснее, всемогущий Господь, очевидно, приберег это для себя.
— Куда тебя отвезти? — поинтересовался Хэнк.
— Как насчет Аляски?
— Неправильный ответ.
— Коконат-Гроув. Докиньте меня до Миллер-драйв, до заправки «Тексако».
— А что там?
— Друг живет.
— Мужчина или женщина? — спросил Дэрин.
— Женщина.
— Ну ты мачо, — сказал Реджинальд.
Все трое засмеялись.
— Надеюсь, не та китайская сучка, — бросил Космонавт.
— Вьетнамская. Нет. Другая. Мой адвокат.
— Думаешь, она тебе поможет?
— Надеюсь.
— Из-за чего все это дерьмо, чувак? — спросил Дэрин. — Ты топишь яхту, потом старикашка посылает своего пацана тебя грохнуть. Должна быть какая-то причина, что-то, чего ты не знаешь.
— Может, они просто не хотят платить остальные пятьдесят штук? — предположил Реджинальд.
— Не думаю, — сказал я.
— У тебя есть план? — спросил Хэнк.
— Я бы не назвал это планом.
— Лучше бы у тебя был план.
— Она тебя использовала, чувак, — сказал Дэрин. — Ежу понятно.
Космонавт покачал головой.
— Послушай его, Джек. Тебя поимели со всех сторон. Ты в куче дерьма. Глянь на себя. Ты сбежал из тюряги для драных нелегальных иммигрантов. Одет как бездомный хрен, как, блин, пьяный Джон Траволта.
