Не пытался ли он рассмотреть дорогу на Люшон?
— Можно подумать, — сказал Феликс, — что он хочет найти ориентир. Он что-то нащупывает. Взгляни на него.
Астек извлек какой-то предмет из своего кармана. Послышался звук трения спички о коробок. Он наклонился к согнутой ладони. Крохотное пламя спички в неподвижном воздухе похоже было на крохотного светлячка.
— Что он делает? — спросил я.
Феликс сжал мой локоть.
— Я… Я догадываюсь… Знаешь, что он держит? Компас. Да, да, компас. Я был прав. Он ориентируется в местности. Определяет свое положение и ищет направление. Какое-то направление!
Спичка погасла. Человек поднимался к амбару.
— Ни звука! — скомандовал мне Феликс.
Мы осторожно подались назад. Мне слышен был скрип снега под башмаками нашего постояльца.
Когда он подошел к деревянной двери сарая, мы успели отступить еще дальше вглубь.
Привычным движением он взялся за ручку и повернул ее.
Он, понятно, не мог знать, что отец прячет ключ от двери между двумя шиферными плитками неподалеку от порога.
Он начал шагать вокруг здания. Мы же притаились в кустах, в десяти метрах за амбаром. Астек прошел мимо нас, не подозревая, что две пары глаз следят за ним. Он шел не торопясь, о чем-то грустно задумавшись. Было слышно, как он похлопывает рукой о руку и стучит ногами.
— Что это? — всполошился Феликс.
— Ему, должно быть, холодно, вот он и согревается.
Раздался еще какой-то звук.
— А это что? — снова спросил Феликс.
— Сморкается. Схватил насморк.
Астек вернулся обратно, направляясь в нашу сторону. Неужели он обнаружил нас? Нет, он начал спускаться. Мы дали ему возможность пройти вперед.
— Ну, что ты скажешь теперь? — спросил меня Феликс.
— О чем?
— Об этой прогулке астека?
— Да… нет. Ничего не вижу в ней. Просто захотелось человеку подышать. Он говорит, что горный воздух возбуждает аппетит.
— Да, но для прогулки он мог найти другое место…
— Может быть, и так.
— Вот именно. Однако куда он отправился? К амбару.
— Ну и что же?
— Как — что же! Ведь в нем жили твои предки.
— Ну и что?
Амбар, в котором жил твой кузен Жан. Может быть, там остались какие-то следы. Припомни Кецалькоатля!
— Какое отношение к этому имеет Кецалькоатль?
— То-то же. Подумай, какое отношение имеет Кецалькоатль, и вспомнишь легенду.
Произнеся эти загадочные слова, Феликс предложил тотчас же вернуться в деревню. Он как раз вспомнил, что в такие снежные вечера его мама обычно готовит к ужину блины. Как известно, блины — его любимое блюдо, и он не упускает случая посмотреть, как их пекут. Как это он мог так задержаться? Неужели загадочные приключения влекли его сильнее, чем блины?
— А теперь, — скомандовал Феликс, — пошли, да побыстрее. Надо вернуться в деревню раньше астека, а главное — он должен застать тебя на месте, когда откроет дверь.
Так мы и сделали. Вихрем пронеслись через темную и безмолвную площадь. Сделали лишь короткую остановку, чтобы взглянуть, что происходит с нашим путешественником. И тут же пустились наутек, как только его темный тонкий силуэт вырисовался перед витриной магазина Тужаса.
Как и было условлено, когда наш гость появился в дверях комнаты, я с самым невинным видом восседал за своим рабочим столом. Он бросил один-единственный взгляд в мою сторону, но этот взгляд показался мне полным вызова и недоверия. Затем, обращаясь ко мне, спокойно произнес:
— А ведь снег — это вовсе не такая уж неприятная штука.
5. Мексика в снегу
Феликс Ляпюжад был щедр на советы. Прежде всего — осторожность. Сохранять совершенно невозмутимый вид. Слушать и помалкивать. Ни в коем случае не подавать виду, что астек вызвал в нас какие-то подозрения. И, само собою разумеется, наблюдать за ним, записывать его слова и следить за малейшими его поступками.
— Мы напали на след, — сказал Феликс, сурово глядя на меня. — Нам еще не совсем ясно, с кем мы имеем дело. Что мы в конце концов обнаружим, тоже неизвестно. Быть может, нас ждет что-то очень серьезное. Возможно, что здесь кроется какая-то опасность. Но, если только они заметят, что мы на что-то набрели, от нас, вероятно, поспешат освободиться…
— Кто это «они»? — спросил я.
— Пока ничего не могу сказать. Я еще не все до конца продумал.
В субботу вечером астек — или, вернее, господин Эмиль Дюран — ужинал с необыкновенным аппетитом. Он восторгался нашим деревенским окороком, которым его потчевала мама, и вовсю расхваливал приготовленную ею тушеную говядину с чесноком и тмином.
Во время еды он продолжал расспрашивать нас о нашем крае, обитателях деревни, семьях, которые жили в ней. Расспрашивал он с самым невинным видом, как будто невзначай, словно турист, интересующийся местными особенностями.
— Кстати, господин Даррегиберри, — сказал он, обращаясь к моему отцу, — я прошагал сегодня до вашего амбара…
Значит, он уже собрал какие-то сведения. И совсем не случайно ходил в сторону нашего луга. Я прислушался.
— Вы не замерзли во время прогулки? — спросил отец.
— Нет, нисколько. Я люблю снег. Мне не часто приходится видеть его таким красивым. В городах, знаете ли, снег быстро превращается в грязь.
Отец о чем-то задумался, поглаживая свои темные усы.
— Этот амбар совсем ветхий. Его давно пора отремонтировать.
— Ваша семья жила когда-то в тех местах?
— Да, мой дед жил там. Он купил этот дом пополам с одним из своих братьев. Позднее появились две ветви нашей семьи. Одни Даррегиберри стали называться Луговыми, другие Придорожными.
— Понятно. А ваш родственник, который покинул Францию?
— Он родился там, наверху, он из Луговых.
— Что же, эта часть вашей семьи совсем исчезла и вы унаследовали дом?
— Вот именно, — ответил отец. — Я переоборудовал дом под амбар. Большего он не стоил.
Я не мог удержаться и с любопытством посмотрел в эту минуту на нашего гостя. Он, кажется, заметил это, и на губах его появилось нечто похожее на улыбку или гримасу. В досаде я сжал под столом кулаки. Вот я и выдал себя. Не сумел сохранить невозмутимость, как наставлял меня Феликс.
