Часть шестая
Июль 89-го в Москве дразнил белизной кудряво-выпуклых кучевых облаков, обещал много щедрого солнца, выманивая горожан из душных улиц в берёзовые подмосковные рощи, распалял воображение галечными пляжами Черноморского побережья, окантованными пенистыми кружевами набегающих волн, куда мчались сейчас один за другим поезда, переполненные людьми, уставшими от самих себя, хотя себе в этом не признающимися.
Так думал Виктор, выходя каждый день из метро на Чистых прудах, чтобы, попетляв по переулкам старой Москвы, оказаться в семиэтажном особняке, на четвёртом этаже, в 403-м кабинете своей редакции, где его, как цепные псы, стерегли два городских телефона и три внутренних, без циферблата – по числу замов главного редактора.
О том, у себя ли замы, Виктор определял по наличию трёх черных «Волг», припаркованных в чугунной ограде редакции, напротив широкого крыльца. Было известно, что все трое обитают неподалеку от редакции (минут десять – пешком), в доме повышенной комфортности, к тому же – в одном подъезде, но, выходя из него почти всегда в одно время, каждый, кивнув друг другу, садился в закреплённую за ним машину, терпеливо высиживая минут двадцать, а то и тридцать, пока водитель, петляя по переулкам и выстаивая у светофоров, наконец подкатывал к редакционному крыльцу.
От этих троих, считал Виктор, сейчас зависела утраченная им три недели назад уверенность в завтрашнем дне. Из-за их странной нерешительности его готовая к публикации статья, уже подписанная к печати, вдруг зависла в полосе, отложенная с туманной формулировкой «Нас попросили чуть-чуть подождать». О том, что «попросили» из Большого дома, стоящего на Старой площади, было ясно. Туда, в отдел пропаганды ЦК КПСС, раньше возили самые взрывоопасные материалы на прочтение бдительным инструкторам, курировавшим эту самую смелую, по общему мнению, газету. Оставалось неясным – сейчас- то, когда времена изменились, кто именно попросил? Чем мотивировал? Робкие замы в отсутствие главного редактора, видимо, как предположил Виктор, выяснить детали не осмелились.
Надеяться же на появление в Москве главного редактора, классика советской литературы, создателя этой газеты, способного путём разведывательных звонков выяснить, насколько серьёзна просьба, не было смысла – он по издавна заведённому обычаю до конца лета в прибалтийском Доме творчества писал очередной роман. И очень гневался, если его отвлекали «по пустякам».
Друзья советовали Виктору, взяв отпуск, укатить в Сухуми, где у редакции был собственный дом отдыха. Но оттиск отложенной газетной полосы, висевшей на стене кабинета, как призрак грозящей неудачи, следовал за уязвлённым автором по пятам – на улице, в метро, дома, в аллее Сокольнического парка, куда он в воскресный день ходил дышать ароматом осыпающегося жасмина. На юге этот призрак сгустился бы до консистенции грозовой тучи, заслоняющей солнце. Поэтому Виктор отправил туда жену и дочь, а сам, являясь каждый день в редакцию к одиннадцати часам, изнурял себя напряжённым ожиданием. Телефоны же замов, как заколдованные, молчали. Визиты в начальственные кабинеты (под разными предлогами) тоже ни к чему не приводили – вся троица, словно сговорившись, встречала его с вежливо-озабоченными лицами, на которых читалось: «Извини, новостей нет».
А по двум городским телефонам звонили те несколько депутатов Верховного Совета, кого Виктор процитировал в своей статье, записав их мнение о человеке, карьерный рост которого эта резкая публикация должна была остановить. Их голоса с каждым днём становились всё тревожнее, а реплики – резче. «Чего боится ваше руководство? – спрашивали они. – Ведь объявлено первым лицом государства –
Как объяснить им, охваченным эйфорией внезапной возможности говорить с депутатской трибуны всё, да ещё – с прямой трансляцией по телевидению, что за газетами пока присматривает недреманное око партийных чиновников, не разделяющих точку зрения первого лица? Несмотря на бытовавшую некогда партийную дисциплину.
Но были в этой травмирующей ситуации и ласкающие самолюбие подробности: пересекая коленчатые коридоры редакции, Виктор чувствовал себя героем редакционного масштаба. Стать им было не просто. Нужно написать такой разоблачительный материал, о котором разоблачаемый дознался бы до публикации и посредством вмешательства «высших сил» снял бы его из номера. В этой популярной газете такое случалось, но редко. И обычно вызывало восхищение пишущих коллег. Вместе с немедленно возникающим у героя
Третью неделю Виктор отвечал в коридорах на одни и те же сочувственные вопросы:
– Насовсем сняли? Или обещают дать?
– Обещают – попозже.
После очередной депутатской атаки Виктор решительно двинулся в «стеклянный предбанник» (двери из затемнённого стекла) первого зама. Секретарь-референт, меланхоличная женщина средних лет, отвлеклась от груды вскрытых писем с подколотыми к ним редакционными карточками, и тут же в её взгляде засветилась неприступная холодность: «Зам занят…» – «Когда освободится?..» – «Трудно сказать…» – «Трудно, но ведь можно?..»
Наконец она не выдерживает давления, снимает трубку прямой связи. Видит Виктор, как меняется выражение её лица – хозяин кабинета почему-то разрешает войти.
Открывает Виктор тяжёлую дверь. В длинном сумрачном кабинете металлически отблёскивают валики глубоких кожаных кресел. В одно из них, напротив начальственного стола, ему – молчаливым кивком – предложено сесть. Виктор проваливается в него так, что его голова оказывается на уровне столешницы. «Мудро придумано, – отмечает он про себя, – попробуй возрази начальнику, глядя на него снизу вверх».
Зам, однако, сдержанно-приветлив, терпеливо объясняет, глядя на него сверху вниз: статью дадим, может быть, в ближайших номерах, надо выждать… Почему?.. Ситуация непростая. В чём её
Обычай пить чай в присутствии подчинённых, демонстрируя тем самым крайнюю занятость, он принёс из кабинета крупного партруководителя, куда был вхож несколько лет как референт, где не раз присутствовал при индивидуальном чаепитии своего начальника и откуда был отправлен в большую газету на руководящую должность.
И вот сейчас он, плотоядно хрустя сушками, рассуждает: газета дважды публиковала критические статьи Виктора по Волгоградской области, которой руководит герой третьей, пока не состоявшейся, публикации. Да, действительно там были перегибы и в мелиорации, и в борьбе с частнособственническими
