Горянка

Перины и шелк дорогой.

Дивились в ближайшем ауле:
«Соседи в своем ли уме,
Иль, может, пришла к ним в июле
Зима в белоснежной чалме?»

Костер бесновался, пылая,
Взлетала седая зола.
И дружба двух горцев былая
Сгорела в нем сразу дотла.

Недоброе пламя утихло,
Но отблеск его, как на грех,
Похожий на рыжего тигра,
Сокрылся в глазах не у всех.

И мертвой лежал буйволицей
Посыпанный пеплом бугор.
Я знаю, его сторонится
Весною трава до сих пор.

А в прежнее время, пожалуй,
Двум горским родам на беду,
Давно бы стальные кинжалы
Уже оказались в ходу.

* * *

О девочки, помню, когда-то
Вы стайкой большой в первый класс
Учиться пришли, а в десятом
Осталось лишь четверо вас.

По мнению многих, ваш разум
Лежит на коленях. И вам
Лишь стоит подняться, как сразу
Его не окажется там.

И дочкам, подросшим на горе,
В аулах твердят их отцы:
Мол, знание — бурное море,
А вы и в реке не пловцы.

И с детства по этой причине
Их учат и жать, и косить,
И воду из речки в кувшине
Положено дочке носить.

А если кувшин этот ростом
Не меньше девчонки самой,
То воду не очень-то просто
Доставить из речки домой.

Иная из класса восьмого
Ушла потому, что она
Была, да еще за седого,
По воле отца отдана.

Та в браке недавно, а вроде
Ей десять прибавилось лет.
Другая уж с мужем в разводе,
А ей восемнадцати нет.

И помнится, что не от лени,
Сменяя перо на ухват,
Не кончив и первой ступени,
Из школы ушла Супойнат.

Ей дома вручили веревку,
Отправили в лес по дрова,
Чтоб в этом постигнуть сноровку,
Клянусь, не нужна голова.

И масло в неделю два раза
Сбивать уж не так мудрено
В кувшине, чье горло от сглаза
Ракушками обрамлено.

На мельнице белой молола
Она золотистый ячмень,
Косила и грядки полола,