На меня в мерцанье света,Словно с лунной вышины,Два ожившие портретаСмотрят в доме со стены.На одном — и честь, и слава,На другом — сердечный рок.На одном — пророк ислама,На другом — любви пророк.На меня глядят сквозь дали:Первый — с рыжей бородой,При клинке дамасской сталиИ с пандуром — молодой.С детских лет благоговеть яПред обоими привык.Между ними — полстолетья,И один у них язык.Был небесною самоюВолей, памятной горам,Венчан белою чалмоюК битвам призванный имам.Не одна над сердцем рана,Но, лихой, он среди скалЗа свободу ДагестанаЧетверть века воевал.А второй в краю высоком,Весь — искрящийся кремень,Слыл окрест любви пророкомВ шапке, сбитой набекрень.Обещать со слов КоранаГорцам, кто падет в бою,Мог владыка ДагестанаНаслаждения в раю.А Махмуд, к чему лукавить,Пел, ценя земную явь:«Можешь рай себе оставить —Мне любимую оставь».Прикоснулся к веткам соннымВетер, листья шевеля,И с почтением врожденнымЯ спросил у Шамиля:«Моего, имам, вопросаНе кори и дай ответ:Ты с певцом из Кахаб-РосоРад соседству или нет?Своему отцу не ты лиПригрозил, душой скорбя:«Если будешь льнуть к бутыли,То зарежу я себя»?И не ты ль в Гимры когда-тоСмог жестоко настоять,Как поборник шариата,Чтоб не пела песен мать?Тем, кто пел, грозил ты адом,Запрещал стихи писать.Как же ты с Махмудом рядомМожешь нынче пребывать?Ведь в тебе Мисры, и Шама,И Аравии сыныНепреклонного имамаВидят с памятной войны?Был Махмуд из Кахаб-РосоВ прегрешениях упрям,