Люди и тени

И Сталин с дьявольской усмешкой
Письмо посмертное прочел.

Звезда сорвалась с небосвода
И канула в ночную тьму.
Пишу и я вождю народа,
Железно преданный ему.

И с журавлиною станицей
Посланье шлю, как сын родной…
Проходят дни.
                     Чугуннолицый
Встает полковник предо мной.

* * *

Я, увидав полковника, не обмер, —
Всяк лагерник, что стреляный солдат.
— Фамилия?! — Свой называю номер:
— Четыре тыщи двести пятьдесят.

Нацелен взгляд тяжелый, как свинчатка,
Но чем-то он встревожен, не пойму…
— В Москву писал? —
                            спросил знаток порядка,
Таинственно добавив:
                                — Самому?!

Быть может, это — явь, а может, снится
Мне вещий сон на бурке из Анди?
— Свободен ты, —
                         сказал чугуннолицый
И распахнул ворота:
                              — Выходи!

И я, покинув гибельное место,
Иду и плачу — стреляный солдат,
И мне, как прежде, мне, как до ареста,
«Товарищ, здравствуй!» —
                                     люди говорят.

И вижу я: летит быстрее поезд,
В домах светлее светятся огни.
Крестьянами взлелеянный на совесть,
Хлеб колосится, как в былые дни.

И звезды над Кремлем не побелели,
На Спасской башне стрелки не стоят,
И молодая мать у колыбели
Поет, как пела сотни лет назад.

Был враг разбит.
                        И я смотрю влюбленно
На площадь, где прошли с победой в лад
Войска,
            швырнув трофейные знамена
К подножью принимавшего парад.

Но оттого, что нас зазря карали,
Победа крови стоила вдвойне.
И, стоя над могилами в печали,
Оплакиваю павших на войне.

Мои два брата с фронта не вернулись,
Мать не снимает черного платка.
А жизнь течет.
                      И вдоль аульских улиц
Под ручку ветер водит облака.

По-прежнему влюбленные танцуют,
Целуются, судачат про стихи,
А лекторы цитаты все тасуют
И говорят всерьез про пустяки.

И, с дирижерской властностью роняя
Слова насчет немелодичных нот,
Вождя соратник, сидя у рояля,
Уроки Шостаковичу дает.

В театре, в министерстве, в сельсовете,
В буфете, в бане, в здании суда,
Куда ни входишь — Сталин на портрете
В армейской форме, в штатском — никогда.