Последняя цена

Был, как шахсай-вахсай, мой сон,
И на рассвете, встав с постели,
Я в тегеранском «Парк-отеле»
Поспешно вышел на балкон.

И свежевымытое утро
Меня пленило блеском чар.
А солнце было рыжекудро
И направлялось на базар.

Спросил я солнце:
— Чем торгуешь?
Быть может, золотом колец?
— Заезжий гость, о чем толкуешь,
Не ювелир я, не купец.

И, шествуя по всем базарам,
Я ничего не продаю,
А золотые кольца даром
Хорошим людям раздаю.

И выметаю в час игрений
С базаров метлами лучей
Я мусор лживых заверений
И пыль обманчивых речей.

Пока горю, мир будет вечен!
— Ах, солнце, лучше бей в набат:
Мир обезумевший беспечен,
Доверчив и подслеповат.

Иные вертят им привольно,
А жизнь его тонка, как нить. —
Здесь вышел мир вперед:
— Довольно!
Меня не смеешь ты хулить.

Я жизни верная основа,
Опора всех его опор.
В моих устах бессмертно слово,
Как на плечах вершины гор.

И знай, что всякого тирана,
Задумавшего мной вертеть,
Я на оси своей и впредь
Смогу подвесить, как барана.

Известно: чем древней изделье,
Тем выше на него цена,
А как изделье был досель я
Древней, чем звезды и луна.

И, сотворенный безупречно,
Дышу любовью и тоской.
В пространствах собственных навечно
Прописан мною род людской.

* * *

Если сотканные в Иране
На ковер положить ковер,
То могу я сказать заране,
Что родится гора всех гор.

Если сотканные в Иране
Расстелить ковры как один,
То предстанет, скажу заране,
Величайшая из долин.

Писан киноварью тюльпана
Иль под цвет бирюзы узор?..
Больше прочих ковров Ирана
Мне запомнился Шах-ковер.

Может, я небеса обидел,
Но подумал,
                  ковром пленясь,
Что таких, как на нем, не видел
Радуг на небе отродясь.

Слишком просто назвать красивым
Яркий вымысел старины.
Шах-ковер мне казался дивом,