Когда подошли и миновали рождественские и новогодние праздники, Бет поздравила себя с тем, что превосходно справляется со своими обязанностями. Большой дом был украшен ветками, срезанными в ближайшем лесу, в каминах лежали кучки заготовленных дров. Гостей ожидали кружки с ароматным пуншем, приготовленным миссис Пенни.
Чарльз, нахмурив брови, изучал список приглашенных. Бет не обращала внимания на этот признак неудовольствия, зная, что у него достанет самообладания для роли гостеприимного хозяина дома, а она лучше будет чувствовать себя в доме, полном гостей, чем с ним наедине.
Но, видимо, именно к этому ей придется приготовиться, приучить себя к ледяной вежливости, научиться не принимать ничего близко к сердцу и сохранять спокойствие.
Вдруг он обратился к ней:
— Мы больше не будем устраивать приемов, но если к ужину придут твои родители, я буду рад. Но никаких шумных вечеринок.
В ответ Бет просто наклонила голову и снова вернулась к работе, занося в компьютер новые данные.
Он зашел в ее офис, и это само по себе было необычно. Но то, что он вмешался в ее планы относительно их светской жизни, было еще необычнее. Он продолжал говорить, его голос звучал намеренно безразлично:
— Ты слишком себя изматываешь. Если тебе плевать на собственное здоровье, то подумай о ребенке. Тебе придется задуматься об этом; если ты сама этого не сделаешь, то я буду вынужден заставить тебя.
И он вышел из комнаты, хлопнув дверью. Ребенок. Конечно. Новая жизнь, которую она носила в себе, являлась его главной заботой. Только по этой причине она здесь. Но Бет не удалось разозлиться или пожалеть, что ребенок вообще был зачат. Ведь он стал единственным смыслом ее жизни.
По правде говоря, ей не следовало пренебрегать словами Чарльза. Движения и походка Бет уже стали осторожными и плавными, тело подсказывало ей, что подошло время успокоиться. Так часто принимать гостей стало для нее утомительным.
Но это не значило, что она стремилась остаться надолго наедине с Чарльзом. Заглядывая в зеркало, Бет видела горькое выражение своих глаз. Видимо, ее замужество превратилось в пустую и лживую игру.
Оставшись наедине с Чарльзом, Бет пришлось бы выдержать тяжелое испытание. Справится ли она со своими чувствами, или они возьмут над нею верх и снова заставят ее испытать, что такое неразделенная любовь? Бет просто боялась пойти на такой риск.
Любовь не умирает по приказу. Ее нельзя выключить, как настольную лампу, только потому, что вас обидели и унизили.
Необходимо было найти выход. В течение января Бет придумывала все новые и новые способы не видеться с Чарльзом. Поначалу ее мать с радостью приняла предложение провести неделю в Лондоне и купить для Бет подходящий ее положению гардероб. Но в конце концов и она удивилась:
— Ты уверена, что тебе все это нужно, крошка? Еще пара месяцев, а потом, если ты хоть чуточку похожа на меня… После того как ты родилась, я не могла дождаться момента, чтобы отнести эти ужасные мешки на благотворительную распродажу! Потом я немного жалела: ведь они могли снова понадобиться. Но так уж случилось, что ты у меня одна, мы не подарили тебе братика или сестричку. Но, даст Бог, у вас с Чарльзом будет куча детей — в Южном Парке много места, не так ли?
Бет закрыла глаза, уязвленная этой безыскусной тирадой. Ребенок, которого она носит, будет единственным. То, что от ее замужества осталось только название, а физическая близость ушла в прошлое, она держала от всех в тайне. Пустые комнаты Южного Парка такими и останутся.
Однако она не склоняла головы. Будучи единственным ребенком, она никогда не чувствовала себя одинокой. Всегда у нее было полно друзей в деревне и в школе, и Бет была уверена, что у ее ребенка тоже будет много друзей.
Неделя превратилась в две. Бет обнаружила, что хочет посмотреть несколько спектаклей, разыскала пару выставок, которые было бы жалко пропустить.
— Жаль, если мы немного не поразвлечемся, — заявила она матери, когда та заметила, что неделя истекла, — так много еще хочется увидеть. Ты ведь не беспокоишься за папу?
— Нет, конечно, нет, — Молли Гарнер улыбнулась официантке, подававшей им к завтраку поджаренные хлебцы. — Он прекрасно справляется один. А тишина ему даже нравится. Он всегда жаловался, что я слишком много болтаю. Но, Бет, я беспокоюсь о тебе. У тебя все в порядке?
— Конечно! — быстро ответила Бет и откусила слишком большой кусок. Она не ожидала такого поворота разговора. А ей следовало бы помнить, что мама всегда была слишком наблюдательна и заботлива. Поэтому Бет решила спросить первая. — Почему ты спрашиваешь?
— Ты так изменилась, и это очень заметно. У тебя глаза такие печальные, что мне иногда плакать хочется.
— Глупости! — Бет попыталась произнести это как можно легкомысленнее. Лучше бы мать заметила в ее глазах твердость. Но печаль?
Неужели это так бросается в глаза? Неужели ей так и не удалось выкинуть из сердца эту глупую любовь к своему мужу? Не стоит об этом думать. Бет ласково улыбнулась матери и продолжила разговор.
— Ты все это придумала. Просто перед тобой женщина, у которой часто болит спина, случаются сердцебиения, ноют суставы, а внутри маленькое чудовище играет в футбол. Ну, что мы будем делать сегодня? Пойдем на выставку викторианских драгоценностей? Или снова посетим «Хэрродс» — посмотрим на жакет, который я советовала тебе купить в среду?
Но когда-нибудь ей все-таки придется вернуться домой.
Чарльз не подал и виду, что соскучился по ней. А почему он должен был скучать? Они перестали притворяться, когда его чувство к Занне стало явным для обоих.
Бет нашла, чем занять себя. В агентстве скопилось много работы, и она просиживала в своем офисе целыми днями, потом молча ужинала с Чарльзом и быстро удалялась в свою комнату, ссылаясь на усталость.
Отчасти это было правдой. Она уставала, тело ее болело, но мысли не давали покоя. Однажды холодной мартовской ночью, когда дождь хлестал в окно ее спальни, она оставила бесплодные попытки уснуть, поднялась, обвязала вокруг своей раздавшейся талии шаль и тихо, как только могла, прокралась в детскую.
Чарльз ничего не сказал, только приподнял одну бровь. Этого было достаточно, чтобы она поняла, что он считает ее идиоткой, но готов потакать капризам беременной женщины. Но Бет настояла, чтобы детскую отремонтировали.
Там спал Гарри. Она не могла ненавидеть ребенка, но также не могла забыть, как его родители смотрели на него, когда он лежал в кроватке, которую они готовили для ее неродившегося младенца.
Даже теперь, стоило ей позволить строптивой памяти проникнуть сквозь созданную ею стену, перед глазами вставали Занна в атласной ночной рубашке и обнимающий ее Чарльз. Бет снова слышала, как он с любовью говорит о сыне, которого та родила ему…
Походив по комнате и потрогав вещи, Бет немного успокоилась и присела на краешек узкой кровати, которую по ее настоянию поставили в детской. Тут она будет спать в первые месяцы жизни младенца, будет сама кормить его, и Чарльзу не придется искать ребенку няню.
Она подумала вдруг, что он сейчас лежит один на широкой двуспальной кровати, и нервно вскочила на ноги.
Миссис Пенни настояла на том, чтобы Бет принесла сюда все детские вещи, купленные ею за бешеные деньги в Лондоне. При этом она заметила, что здесь хватит вещей на целую армию младенцев, и закинула коробки на самую верхнюю полку шкафа.
Здесь они и лежали уже несколько недель, ожидая, пока их рассортируют и аккуратно разложат по полкам. Даже поднявшись на цыпочки, Бет не смогла до них дотянуться. Не желая сдаваться, она пододвинула к шкафу низенький стульчик. Взобравшись на него, она смогла наконец обхватить руками стопку нарядных ярких одежек и коробку с игрушками, перед которыми не устояла.
Тут Бет услышала приглушенный вздох, и сильные мужские руки обхватили ее.
— Что ты делаешь, черт возьми? — Его голос прозвучал словно удар хлыста. Он снял ее со стула и
