доставлять немало неприятностей. – Адам медленно и сердечно улыбнулся, сощурив глаза, а Седина вдруг почувствовала к нему нежность.
Она быстро налила себе ещё кофе и стала пить обжигающую жидкость, как бы наказывая себя за свой бездумный вопрос, а он задумчиво сказал:
– Мы с тобой во многом похожи. Мы оба знаем, чего хотим от жизни, и добиваемся этого. А главной причиной того, что у нас нет эмоциональной привязанности, является то, что в действительности мы чувствуем себя неуверенно. Твои родители рано умерли – это тоже форма отвержения, ты чувствовала себя брошенной – отданной, как бездомная собачонка, в чужие руки. Как я тебе объяснял, я раньше тоже чувствовал себя отверженным, пока моя мать не поняла, почему я стал плохо себя вести, и не объяснила мне все. – Он наклонился вперёд, пристально глядя на неё – Она сказала мне, что мой отец глубоко любит меня и гордится мной. Но он не любит её – по крайней мере не так, как любит Ванессу. А раз так, то он должен быть с Ванессой, но он приходит навещать меня как можно чаще и все время думает обо мне. После этого я смирился с тем, что довольно редко виделся со своим отцом, а через письма, которые он писал мне каждом неделю, стал лучше понимать его. – Адам улыбнулся. – Позже через те же письма я все знал и о тебе – как ты пришла в их дом, какая ты смелая и горячая, как идут твои дета в школе. как ты ударила Доминика и поставила ему синяк под глазом за то, что он вырвал все цветы, которые ты вырастила на своей части сада. Ты так или иначе принесла много радости в его жизнь.
Его глаза потеплели так, что стали похожи на прозрачные зеленые озера, и она была не в состоянии оторваться от них. Он могло сказал:
– Его незатейливое любование твоим твёрдым девичьим характером заразило и меня. Я почувствовал твоё обаяние ещё задолго до того, как познакомился с тобой.
Это уже было слишком много, больше, чем она могла воспринять и осмыслить сразу прямо здесь. Ей потребуется какое-то время побыть одной, чтобы осмыслить все, что он только что рассказал. Усилием воли она оторвала взгляд от его твёрдого, почти гипнотического взгляда, и, допив остатки вина, уцепилась за единственную безопасную ниточку в его откровениях и спросила с хорошо разыгранной озабоченностью:
– Кстати о Доминике, ты видел его? Возвращается он на работу?..
Ей никогда не узнать, был ли он разочарован тем, что она проигнорировала его проникновенный рассказ о своих отношениях с Мартином в детстве, его признание – которому можно верить или нет, – в том, что его интерес к подробностям её жизни не был случайным. Она боялась взглянуть на него, чтобы понять, говорит ли он правду или лжёт.
Она продолжала смотреть на сплетённые пальцы своих рук, которые лежали на её коленях. Когда он ей ответил, тон его голоса был совершенно ровный, по нему нельзя было ничего узнать.
– Я его видел. Я дал ему несколько выходных с тем, чтобы он привык к мысли, что ему придётся выплатить из своей зарплаты все до единого пенса, вернуть деньги, которые он взял «взаймы». В течение последующих десяти лет ему явно не будет хватать денег на карманные расходы. В понедельник он придёт в офис, чтобы работать в полном смысле слова без отдыха.
Адам поднялся, и Седина осторожно взглянула на него, почувствовав, что у него изменилось настроение.
– Я не думаю, что он ещё раз допустит подобную «ошибку». Он знает, что будет с ним в этом случае.
Седина встретилась с ним взглядом и быстро отвернулась – его глаза были жёсткие и холодные, словно осколки зеленого камня. Она не хотела бы быть его врагом. Она беспомощно задрожала, а он без всякого выражения посоветовал:
– Несколько тёплых шерстяных вещей не будут смотреться так соблазнительно, как то, во что ты сейчас одета, но зато наверняка в них ты не замёрзнешь. – Он повернулся, собираясь уходить. – Извини меня, но у меня важные дела, я пойду к себе. Сегодня я тебя уже не увижу, так что почему бы тебе не одеться потеплее, чтобы не дрожать от холода?..
Глава 8
Ей надо было снова надеть тот атласный халат. Его шелковистая ткань охлаждала бы её разгорячённую кожу, это чувственное возбуждение… Если бы она была в нем, интересно, снял бы Адам его с неё, чтобы гладить её возбуждённое тело, ласкать и любить её?
Нет, пожалуй, не стал бы. Седина металась на подушке. Она увидела его лицо – совсем близко. Худое, с резкими крупными чертами, с презрительной усмешкой. Он шептал ей нежные слова – много слов, – но в последнюю минуту отвергал её. Он не желал её. И никогда не хотел и не захочет. Для него она была и будет нежеланной. Но если бы она надела атласный халат…
Выпростав из-под тёплого одеяла обнажённые руки, она почувствовала, как прохладный воздух освежает разгорячённую кожу, её сумбурные мысли-сны исчезли, и вскоре она забылась крепким сном и спала, пока его волнующий голос не произнёс её имя. Потом позвал её ещё раз.
Она сонно заморгала ресницами и почувствовала его горячую руку на своей прохладной коже; его рука слегка трясла её за плечо, а голос звучал мягко и спокойно:
– Просыпайся, лапочка, мы уезжаем.
Уезжаем? Она приподнялась на подушке и широко раскрытыми глазами уставилась на него.
В узких темно-коричневых вельветовых брюках и чёрной шерстяной рубашке он казался суровым и грозным. На секунду она испытала испуг: неужели она проспала и ей давным-давно пора быть на работе? Затем она вспомнила, что сегодня воскресенье, и золотистый туман в её глазах рассеялся, в них появились блеск и сосредоточенность; она села и облизнула губы.
– Что ты сказал? – Он раньше никогда не заходил в её комнату, даже не приближался к ней с того момента, как показал её Седине; наверное, хотел ещё больше помучить её…
Она расправила плечи, инстинктивно готовясь к борьбе, независимо от того, с чего он начнёт её, поправляя бретельку своей ночной рубашки из прозрачного шелка. Она увидела, как в его глазах при этом появился жёсткий блеск. Отвращения? Неприязни?
Он отошёл от кровати и, раздвигая занавески, повторил:
– Мы уезжаем. Утро прекрасное, и я хочу тебе кое-что показать, детка.
Яркий свет солнечного зимнего утра залил комнату, и Седина, натянув одеяло до подбородка, с порозовевшими щеками откинулась на подушку. Он наверняка подумал, что она навязывается ему, предлагая поласкать её тёплые полные груди, чуть прикрытые почти прозрачным облегающим шёлком кремового цвета, что она соблазняет его… – Поэтому, когда он шёл к двери, её голос прозвучал довольно резко:
– А что, если я не хочу никуда ехать? Проигнорировав её вопрос, он произнёс:
– Надень что-нибудь тёплое и удобное. И постарайся не очень задерживаться.
Когда он вышел, закрыв за собой дверь, она послала ему вслед гримасу. Её планы в расчёт не берутся! Он знал только одно: делай, как я сказал. Если бы он захотел, то она стала бы прыгать сквозь горящие обручи. Пока у него есть власть разорить Мартина, у неё нет собственной воли.
Однако вчера вечером он с такой любовью говорил о споём отце. До сих пор она чувствовала его ярость из-за того, что попыталась скрыть от него болезнь Мартина.
Несмотря па его строгое предупреждение, она нарочно тянула время и вместо обычного душа приняла ванну, не переставая думать о загадочной личности по имени Адам Тюдор.
Если он действительно любит Мартина, то почему вообще думает о том, как его разорить? И если предположить, что он был искренним, говоря ей, что ему пора жениться и иметь детей, то зачем выбирать такую жену, с которой он не хочет спать?
Так когда же он лгал?
Она может сколько угодно искать ответы на все эти вопросы, но в любом случае ей придётся выйти за него замуж, поскольку она не может просто умыть руки и равнодушно наблюдать за тем, как Мартин теряет все, что у него есть.
