обнаружила, что списки составлялись не только по типу предметов — инструменты, оружие, фрагменты гончарных изделий и тому подобное, — но и по ящикам. Можно было ввести в строку поисковика номер ящика, и появлялся список его содержимого. Это очень удобно как для исследователей, так и для того, кто хочет узнать какой именно предмет и в каком ящике находится.
Я открыла один ящик, проверила его содержимое, затем отправилась обратно к компьютеру и ввела номер. В ящике было двенадцать предметов, подсчитала я, и двенадцать наименований появилось на экране.
Я ввела номер другого ящика. Десять предметов и десять наименований в списке. Я просмотрела список, чтобы определить, нет ли в нем чего-либо необычного.
Затем я попыталась набрать наименования самих предметов. Я напечатала слово «терракота», и на экране появилось несколько номеров ящиков. Я метнулась к ящикам, и, действительно, в указанных ящиках находились фрагменты керамики. Пара фрагментов была промаркирована, как экспонаты, предоставленные на время.
Я продолжала искать. Я понятия не имела, что именно мне нужно искать.
Что-то необычное. Я попыталась напечатать слово «кодекс». Ничего.
Я напечатала «стела». Несколько ящиков содержали фрагменты каменных стел.
Я попробовала напечатать слово «оружие». В двух ящиках находились предметы, занесенные в каталог как оружие. Я заглянула в первый. Это были кремниевые осколки острия копья. Было перечислено пятнадцать предметов, в ящике тоже было пятнадцать.
Я проверила список второго ящика. Девятнадцать предметов. Я заглянула в ящик. Я посчитала, потом пересчитала. Двадцать предметов. Мария Бенитес ошиблась.
Я взглянула на содержимое. Это были различные фрагменты кремниевых и обсидиановых лезвий.
Затаив дыхание, я попыталась сопоставить описания, чтобы понять, чего не хватает. Я распечатала список предметов и направилась к ящику, чтобы проверить пункт за пунктом.
Я знала, какой предмет был лишним. Это было красивое резное лезвие, лежавшее в глубине ящика. Должно быть девять, сказал Лукас. Девять лезвий для девяти Повелителей Тьмы. В пещере было обнаружено восемь. Должно быть, это девятое.
Что это значило? Возможно, кто-то, исследуя пещеру, еще раньше обнаружил это лезвие и передал его в музей, не подумав, что на раскопках можно найти еще что-то ценное. Может, лезвие вообще было найдено в другом месте, которого я не знаю, поскольку его описали неправильно.
В моем подсознании начала сформировываться мысль, но я не могла заставить себя хорошенько ее проанализировать. Сеньора Бенитес педантично описывала коллекцию, и она не могла не заметить самый крупный и самый красивый предмет в ящике.
Я вытащила лезвие из ящика и внимательно рассмотрела его. Когда вы проводите так много времени в темноте, цветное зрение ухудшается, и глазам нужно время, чтобы привыкнуть к свету фонарика, но воображение рисовало мне лезвие, омытое кровью.
Я была уверена, что если я исследую это лезвие под микроскопом, оно окажется тем самым оружием, которым убили дона Эрнана. Кто-то спрятал его в простом месте. Тот, кто имел доступ в музей, в кураторскую и хранилища. Тот, у кого хватило жестокости убить человека, притащить его тело в музей и оставить в его кабинете, а потом спокойно спрятать орудие убийства в комнате фрагментов.
Это мог быть любой человек, работающий в музее, Эрнесто и Антонио — не исключение. Я подумала, существует ли журнал посетителей этой комнаты.
Я обыскала стол и нашла его. Книга посетителей. Я просмотрела имена людей, побывавших здесь незадолго до обнаружения тела дона Эрнана. Большинство имен ни о чем мне не говорили. Но двух человек я знала.
Джонатан Хамелин и Лукас Май.
У меня на глаза навернулись слезы, я закрыла ящик и шкаф и выключила компьютер и настольную лампу. Спотыкаясь в темноте, я отыскала дверь, отвязала тесемку и подняла штору, а затем вернулась на первый этаж и вышла на улицу.
Теперь даже темнота стала опасна. Я подумала, что смогу найти прибежище у доньи Хосефины, среди белизны, тишины и покоя больницы. Но когда я добралась до больницы, снаружи стояла полицейская машина, синие огни которой били прямо в глаза.
Я побежала назад в отель, преследуемая какой-то тенью. Я не знала, кто этот враг, я только знала, что он есть и находится рядом.
Когда отель был уже близко, тень обрела человеческие очертания и схватила меня сзади. Я задыхалась. В глазах потемнело, и я упала. Я услышала жужжащий звук, крик и тени вокруг меня сгустились.
Глотая воздух, я сидела, прислонившись спиной к каменной стене гостиницы. Дон Сантьяго, как и я, задыхающийся от напряжения, сидел рядом в кресле-каталке. Он не смог заснуть и, увидев, что репортеры ушли, решил прогуляться в одиночестве по улице за пределами отеля.
Он спас мне жизнь.
Нож остался у меня в руке. Мне было страшно.
Мен
Весь следующий день я шарахалась от любой тени и старалась собрать осколки уверенности в себе, чтобы осуществить задуманное.
Сантьяго хотел вызвать полицию, но мы оба быстро поняли, что это было бессмысленно, поскольку мне было запрещено покидать пределы гостиницы.
О нападавшем на меня человеке Сантьяго мог рассказать лишь то, что он был в плащ-накидке, черных перчатках и черной маске, что было вполне обычным для карнавала нарядом. Сантьяго пообещал мне, что не расскажет остальным членам семьи о нападении. Они и так поволновались.
Я вернулась в свою комнату и с переменным успехом попыталась поспать. Мне снова приснился сон, в котором я преследовала кролика, но на этот раз по улицам Мериды, затем я начала куда-то проваливаться, чувствуя, как за мной наблюдает существо в черном капюшоне с лицом совы, птицы смерти. Когда я падала, меня снова окружили голоса Повелителей Шибальбы. Ночь выдалась беспокойной.
Поздно утром Иза принесла мне кофе и тосты, а на десерт — «Интернэшнл геральд трибюн»[30] и одну из серьезных газет Мехико. Видимо, Жан Пьеру пришлось выдержать бой с толпой репортеров, чтобы принести мне эти газеты.
«Интернэшнл геральд трибюн» была мрачным изданием. Главным материалом стало печальное состояние мировой экономики. Казалось, что падение цен на нефть, нестабильность валют и падения на фондовых биржах были единственной повесткой дня.
Также был отдельный материал о Мексике, который рассказывал об усилиях, пока безуспешных, замедлить падение песо и вернуть уверенность мексиканской экономике и политическим лидерам. Одним из факторов, ослаблявших стабильность Мексики, было усиление активности партизанских формирований в Чьапас и неспособность правительства достигнуть соглашения с повстанцами, которое могло бы положить конец войне. Многое строилось вокруг того факта, что силам повстанцев нравилась поддержка церкви. Интересная инверсия из более ранних времен, подумала я.
В газете из Мехико был обзор дела «Детей Говорящего Креста», как его называли, но, к счастью, в отличие от местных средств массовой информации он не занимал столько места. Возможно, именно поэтому Жан Пьер принес эту газету, а не местную. Статья, которую я читала, несмотря на растущее отвращение к подобным обзорам, тоже ссылалась на волнения в Чьапас, предполагая, что между «Детьми» и сапатистами существует связь — мысль, которую я сочла весьма нелепой, учитывая, что скорее всего Алехандро и его друзья только играли в повстанцев.
Экономические новости, которые сообщала газета из Мехико, тоже были невеселые. Фондовая биржа Мехико была неустойчивой, курс шел на снижение, и царила истерия, так как почти ежедневно кто-то разорялся.
