Я задумалась о Гомесе Ариасе. Как это все отразится на нем? Неустойчивость валюты не пойдет на пользу его бизнесу, который, похоже, размещается только в Мексике. Быть может, ставка на туризм из-за низкого песо сделает его отель самым прибыльным делом в списке его предприятий, хотя я ни разу не слышала о том, чтобы гостиничный бизнес становился надежным способом финансовой безопасности. Отели постоянно меняли владельцев и закрывались. Правда, званые вечера он будет устраивать при любом раскладе.
Франческа и Иза, стараясь занять себя чем-нибудь в ожидании новостей от Алехандро, принялись упаковывать вещи дона Эрнана, и я решила присоединиться к ним, чтобы не думать о своем собственном положении. Нож был спрятан в ванной комнате, там же, где и дневник, но мысль о нем жгла мне мозг, и я с нетерпением ждала, когда смогу избавиться от этого груза.
Полиция вернула костюм дона Эрнана, в котором он был найден, и мы упаковали его вместе с остальными вещами, чтобы отослать их в благотворительную организацию.
Я еще раз ощупала отвороты на брюках. На ткани все еще оставались следы пыли. Затем, когда Иза с матерью занялись уборкой платяного шкафа и ванной комнаты, я проверила карманы.
Я нашла только один предмет. На самом дне внутреннего кармана находился корешок какого-то билета. Это не был билет в кино или на аттракцион. Мне показалось, что это был автобусный или железнодорожный билет, хотя я не была в этом до конца уверена. Последние буквы — «…олид» — были единственным, что осталось от названия места назначения, если это был транспортный билет.
— Часто ли дон Эрнан выезжал за пределы Мериды? — спросила я женщин семейства Ортис самым обычным, как мне казалось, тоном.
— В последнее время не слишком часто, — ответила Франческа. — Раньше он разъезжал по всему миру. Он всегда где-то пропадал. А за последние пару лет он выезжал только для того, чтобы купить чего- нибудь для твоего магазинчика, да месяц или два тому назад он ездил в Мехико, чтобы получить какую-то награду от университета. А так он сидел дома. Иногда оставался на ночь в музее. Он засыпал в своем кабинете, а когда просыпался среди ночи, то переходил спать на диванчик в комнате персонала.
Переваривая эту информацию, я сунула корешок в карман джинсов и отправилась помогать убираться в комнате. Франческе было очень грустно, и она то и дело теряла самообладание, пока мы работали.
Позже тем днем Иза пришла ко мне и сказала:
— Ты поможешь нам убраться и в комнате доньи Хосефины? Мы хотим разделаться со всем за один раз. В больнице сказали, что она вряд ли вернется.
Я согласилась. Комната доньи Хосефины меня потрясла. Во-первых, в ней было очень темно. Жалюзи были закрыты. Иза сказала, что так было всегда. Комната походила на небольшой музей, словно из другой эпохи. Донья Хосефина привнесла несколько своих собственных предметов в обстановку комнаты: маленькое кресло с вышитыми подушками, дамский письменный столик.
Но самым поразительным был комод. Он походил на небольшое хранилище реликвий. Верх был покрыт отрезом черного бархата. На бархате рядом с маленькой серебряной детской ложечкой, серебряной чашкой и бронзовой детской туфелькой стояла очень старая, тонированная сепией фотография в серебряной рамке, на которой был запечатлен маленький мальчик, предположительно ее пропавший сын. Фотография была задрапирована черным крепом. В подсвечнике рядом с фотографией виднелись остатки свечей.
В верхнем ящике комода, завернутое в материю лежало пожелтевшее платье для крещения и капор, а также старые деревянные игрушки. Так, словно бы ребенок умер, что, насколько я знала, могло оказаться правдой. Смотреть на это было очень, очень грустно.
Пока мы убирались, Иза спросила меня, не слышала ли я о том, что кто-то пытался проникнуть в больницу, где лежала донья Хосефина. Я вспомнила полицейскую машину, которую я видела накануне ночью, но ничего не сказала.
— Кто-то бродил по коридорам и заглядывал в палаты, — сказала Иза. — Сестрам этот человек показался подозрительным, и они прогнали его. Или это сделала мать-настоятельница. Представляю, что он испытал!
На лице Франчески мелькнула тень улыбки.
Иза вычистила остальные ящики комода, в которых больше не было детских вещей, а только черные мантильи доньи Хосефины, веера, перчатки и еще то, что Изе показалось очень экстравагантным черным шелковым бельем.
Мне поручили убраться в платяном шкафу. Пристрастия доньи Хосефины в одежде были весьма последовательны. Шкаф был забит черными платьями, длинными черными юбками и блузками в старомодном испанском стиле.
На полке в шкафу стояли две коробки. В одной лежала пара очень красивых старинных кружевных мантилий, обе белые, и красивые белые кружевные перчатки. А также причудливая черная кружевная маска, идеально подходящая для бала-маскарада.
В другой коробке лежал альбом для газетных вырезок.
— Думаю, донья Хосефина будет не против, если я загляну в ее альбом? — спросила я, когда мы закончили упаковывать вещи, на этот раз для того, чтобы оставить их на хранение в отеле, так как Франческа сказала, что в глубине души надеется, что Хосефина вернется.
— Не думаю, что сейчас ее это волнует, — сказала Франческа, поэтому я взяла альбом с собой в гостиную.
На первой странице было несколько фотографий Хосефины и ее сына. На них она была в белом, как и ее сын. Пристрастие к черному вызвано исчезновением ее сына, а не ее мнимым вдовством, как все полагали.
В дополнение к этим фотографиям донья Хосефина хранила газетные вырезки и фотографии людей, которые что-то для нее значили. Самые последние вырезки были статьями об Изе и ее модном бизнесе или обзоры об отеле и еде, которую готовила Франческа.
В более ранних газетных вырезках описывалась выдающаяся дипломатическая карьера Сантьяго. Также была небольшая статья из местной газеты, в которой рассказывалось о том, как местная футбольная команда из старшеклассников выиграла плей-офф благодаря блестящей игре Норберто Ортиса.
Еще там были статьи о доне Эрнане и его музее и большой очерк о его работе с общинами аборигенов, нацеленной на сохранение культуры майя.
Также там хранились старые приглашения на танцы, званые вечера и торжественные балы, билеты в театры и на открытие галерей. Донья Хосефина, похоже, весело проводила время в Мериде, и я была за нее рада.
В вырезках было несколько упоминаний о таинственной даме в маске, которую видели на многих светских раутах города, и я поняла, для чего донье Хосефине была нужна та элегантная маска, которая лежала в шкафу.
Среди всех этих воспоминаний были статьи об успехах нескольких бизнесменов Мериды. Многие из них, без сомнения, удивились бы, если бы узнали, что информация об их финансовых и социальных делах была сохранена той, которая, как я догадывалась, была на тот момент их настоящей или бывшей любовницей.
Одним из таких бизнесменов был Диего Гомес Ариас, о котором в более ранних заметках писали как о молодом и перспективном человеке. В самой первой статье много говорилось о его удачном бизнесе, связанном с ветряками. Очевидно, ему удалось получить лицензию на этот план раньше, чем крупным европейским и североамериканским производителям.
Там же хранились объявления о его свадьбах, рождении дочери, о спуске на воду его первого корабля, открытии его роскошного отеля. Еще в альбоме было множество статей о грядущей шикарной вечеринке, которую он устраивал для Монсеррат — очевидно, это был светский раут сезона.
У доньи Хосефины был подробный отчет о делах этого человека, собранный за многие годы, и мне стало вдруг интересно, в чем причина такого внимания. Она была по крайней мере на двадцать или тридцать лет его старше. Может, она несла ответственность за его первый сексуальный опыт, с некоторым удивлением предположила я. У него явно была склонность к блондинкам.
Или, возможно, было что-то еще. Помню, как она разволновалась, когда я упомянула его имя в больнице. Тогда я подумала, что она знает, что он как-то связан с гибелью дона Эрнана. Возможно, так оно и было.
