Его рука обняла меня за плечи, я отодвинулась, и его руки сомкнулись у меня на спине.
– Филипп, прекрати.
Я уперлась ладонями ему в грудь. Рубашка на нем была мокрая и холодная. Я сглотнула слюну и сказала:
– У тебя рубашка мокрая.
Он так резко меня отпустил, что я пошатнулась назад. Он одним плавным движением стянул рубашку через голову. Ну, у него была большая практика по раздеванию. Какая у него была бы красивая грудь, если бы не эти шрамы.
Он шагнул ко мне.
– Стой где стоишь, – сказала я. – Что это за внезапные перемены настроения?
– Ты мне нравишься, – сказал он. – Разве этого мало?
Я покачала головой:
– Мало.
Он выпустил рубашку из рук на пол, и я смотрела ей вслед, как будто это было важно. Два шага – и он уже был рядом со мной. Тесные строят ванные. Я сделала единственную вещь, которая пришла мне в голову, – шагнула в ванну. На каблуках такое движение трудно сделать с достоинством, но я зато не была прижата к груди Филиппа. Любое улучшение ситуации приветствуется.
– За нами кто-то наблюдает, – сказал он.
Я медленно повернулась, как в плохом фильме «ужасов». На той стороне занавесок горел тусклый свет, и из темноты выступало чье-то лицо. Харви, кожаный. Окно было слишком высоко, чтобы он мог стоять на земле. Подставил ящик? А может быть, возле окон были сделаны помосты, чтобы не пропустить спектакль.
Я позволила Филиппу помочь мне вылезти из ванны и шепнула:
– Он нас слышит?
Филипп покачал головой. Его руки снова медленно скользнули мне за спину.
– Считается, что мы любовники. Ты хочешь, чтобы Харви перестал в это верить?
– Это шантаж.
Он ослепительно улыбнулся жутко сексуальной улыбкой. Я невольно напряглась. Он наклонился, и я его не останавливала. Поцелуй был именно такой, каким обещался быть, – полные мягкие губы, прижимающиеся к моей коже, горячее давление. Его руки сомкнулись на моей голой спине, пальцы разминали мои мышцы, пока они не расслабились.
Он поцеловал меня в мочку уха, согревая кожу теплым дыханием. Его язык затанцевал вдоль моей челюсти, рот нашел пульс на горле, язык уперся в него, будто он вплавлялся в мою кожу. Чуть царапнули зубы. Они сжались туго, больно.
Я его отпихнула назад, прочь.
– Гад! Ты меня тяпнул!
Его глаза смотрели мутно, затуманенно. С нижней губы упала алая капля.
Я коснулась шеи и отняла руку в крови.
– Будь ты проклят!
Он слизнул с губ мою кровь.
– Кажется, Харви поверил представлению. Теперь ты отмечена. У тебя есть доказательство того, кто ты такая и зачем сюда пришла. – Он вздохнул глубоко и прерывисто. – Мне сегодня больше не придется тебя трогать. И я прослежу, чтобы никто другой этого тоже не делал. Клянусь.
В шее пульсировала боль. Укус, укус придурка!
– Ты знаешь, сколько у человека во рту микробов?
Он улыбнулся; у него в глазах еще было немного мути.
– Нет.
Я оттолкнула его с дороги и плеснула на рану водой. Да, это зубы человека. Не настоящий укус-метка, но очень похоже.
– Будь ты проклят.
– Надо идти, чтобы ты могла искать информацию. – Он подобрал с пола рубашку и держал ее в опущенной руке. Голая загорелая грудь, кожаные штаны, полные губы, будто он кого-то высасывал. Меня.
– У тебя вид, как у дорогого жиголо, – сказала я.
Он пожал плечами:
– Ты готова?
Я все еще трогала рану. Старалась рассердиться и не могла. Я боялась. Я боялась Филиппа и того, что он собой представлял и что не представлял. Я этого не ожидала. Прав ли он? Буду ли я в безопасности всю остальную ночь? Или он просто хотел узнать, какова я на вкус?
Он открыл дверь, пропуская меня вперед. Я вышла. И по дороге сообразила, что Филипп отвлек меня от моего вопроса. На кого он работает? Я так и не узнала.
И чертовски меня смущало, что всякий раз, как он снимает рубашку, мой разум берет обеденный перерыв. Но нет, хватит: Филипп со многими шрамами нанес мне свой первый и последний поцелуй. С этой минуты я – стальной вампироборец, и меня не отвлечь играющими мускулами и красивыми глазами.
Я коснулась пальцами следа от укуса. Больно. Хватит, больше в пай-девочку не играю. Если Филипп еще раз сунется, я ему сделаю больно. Да, но, зная Филиппа, можно догадаться, что ему это будет в кайф.
27
В коридоре нас остановила Мэдж и протянула руку к моему горлу. Я перехватила ее за запястье.
– Смотри, какая недотрога! Только не говори мне, что ты уже месяц с Филиппом и он ни разу не попробовал тебя на вкус.
Она оттянула лифчик, обнажая верхнюю часть груди. На бледной плоти четко выделялись следы укусов.
– Это же фирменное клеймо Филиппа, разве ты не знаешь?
– Нет, – сказала я, протолкнулась мимо нее и повернула в гостиную. К моим ногам упал мужчина, которого я не знала. На нем верхом сидела Кристол, прижимая к полу. Он был молод и слегка перепуган. Я думала, он сейчас позовет на помощь, но Кристол запечатала его размашистым и глубоким поцелуем, будто хотела выпить его всего, начиная от рта. Его руки стали поднимать шелковые складки ее юбки. Бедра у нее были неимоверно белые, как брюхо выброшенных на берег китов.
Я резко повернулась и пошла к двери. Каблуки деловито и уверенно зацокали по твердому паркету. Кто не понимает, сказал бы, что я бежала. Но я-то понимаю. Я не бежала. Я шла очень быстро.
Филипп догнал меня у двери и загородил ее рукой. Я сделала глубокий, успокаивающий вдох. Я не выйду из себя. Пока что.
– Прости, Анита, но так лучше. Теперь ты в безопасности – от людей.
Я подняла глаза и покачала головой.
– Ты просто не понял, Филипп. Мне надо глотнуть свежего воздуха. Я не ухожу насовсем, если ты этого боишься.
– Я выйду с тобой.
– Нет. Это противоречит моей цели. Потому что ты – одна из вещей, от которых мне нужно передохнуть.
Он опустил руку, пряча глаза. Почему это задело его чувства? Я не знала и не хотела знать.
Я открыла дверь, и жара охватила меня меховым одеялом.
– Уже темно, – сказал он. – Они скоро здесь будут. Если я не буду с тобой, я тебе помочь не смогу.
Я подошла к нему вплотную и сказала почти шепотом:
– Черт побери, Филипп, давай честно. Я куда лучше защищу себя сама, чем это сделаешь ты. Первый же вампир, который поманит тебя пальчиком, может слопать тебя на завтрак.
У него жалко дрогнуло лицо, и мне на это смотреть не хотелось.
– Филипп, возьми себя в руки.
