маленькая ошибка…
– Подожди, я ничего не помню… Как же так? Я выходит…Но как же добро и зло в моих Творениях? Как часть неразрешенного, из которого все? Но как же я мог вообще повести к добру? Ведь, мое добро, должно бы быть злом…….. Э, так значит, все верно,… побеждало зло… То есть для меня зло, а для великого Неразрешенного, это и было добро?..
– Добро, зло… Скажите уже, какая вам разница? Творите ли вы то, или это? Ведь главное что бы творение росло, давало плоды! Эта дилемма один раз уже свела вас с ума, так бросьте ее! Бес с ней. Пора спасать созданное вами добро…то есть…
– Так что же я должен по-твоему спасать! – загремел вдруг голос Веника.
За окном тут же громыхнуло-поддакнуло и на горизонт стали набегать тучки.
– Но ведь погибнут миры! Все эти люди, звери, прочие твари… Все погибнут! Поймите же, им нужен, наконец, Творец, им необходимо чудо! Чудо, потерянное много тысяч лет назад. Иначе, безначальное в них перевесит, и великий огонь пожрет время и пространство. И возродится из него семя Неразрешенного…
Веник не слушал Черта. Он смотрел, как за окном подрагивает в ожидании грозы зеленый тополиный лист, похожий на маленькое сердце. Откуда-то из памяти вдруг поползли неуверенные стихотворные строчки… «..бился лист и дрожал, как животное…» «..я искал..»
Наконец, память зацепилась за «я искал» и строчки поползли уверенней, задевая и калеча друг друга…
Я искал – не потерю, не истину, Я бродил в лабиринте привычного. Лист дрожал. Ветер бил в него. Искренне Верил я в боль листа необычную.
Но сорвал. Не отдал богу – богово. Голос свой заглушил. Обессиленный Дрожью жизни. И правом двуногого Брать и сердца лишать все красивое
Бился лист и дрожал, как животное Что ж – бери, что нашел. Ешь и пей его Дождь слезой по лицу. Ветер под ноги. Бьюсь, как лист на ветру. Не жалей меня.
За окном становилось всё темнее. Пронесся, рыдая, первый порыв ветра, заставив затрепетать листья на тополе. И, кажется, один листок….
Веник отворотил взгляд от окна.
– Так почему же я не уклоняюсь с пути своего «добра»? – тихо и грустно спросил он. – Кто я? Абсолютное зло. Другой принцип? Принцип действия? И действие всегда есть зло?
Веник заплакал, и за окном снова загрохотало. По стеклу побежали первые капли, потом струйки.
– Опомнитесь, Гос! Сейчас вы клонитесь в сторону, губительную для нас! Сейчас вселенские весы утратят равновесие! – печально воскликнул Черт. – Потом вспенятся волны, и луна опрокинется в океан…
– Что бы ты понимал, дурак, в равновесии мироздания, – беззлобно оборвал его Веник. Равновесие установится, как только исчезнет ошибка. Неужели ты не понял еще, что ошибка – это я? Так пусть же я буду самой низкой из земных тварей, которой не по рангу решать. Тем, кому и в голову не придет, что он творит – добро или зло, – тихо сказал Веник.
И дождь иссяк. За окном потихоньку начало светлеть, словно просидели эти двое всю ночь, и начал заниматься рассвет.
– А теперь я, сотворивший тебя, неблагодарного, – возвысил голос Вениамин, – приказываю тебе – Изыди! И выброси из головы все эти бредни! Нет и не будет в вашем мире творца. Живите сами.
С крыш срывались последние капли. В пустом кабинете сидел грузный пожилой мужчина, бледный, с синюшными веками и держался за сердце. «Кажется, отпустило на этот раз, – с облегчением думал он. – Ничего. Это из-за грозы. Сейчас… валидольчику под язык…»
Апокалипсис откладывался еще по меньшей мере лет на… Да кто его знает, сколько он проживет еще – этот обрюзгший, давно надоевший всем редактор отдела поэзии?
