Воин мочика

вместе со Стивом, потому что тогда всем все стало бы ясно, а я не думаю, что это хорошо с моральной стороны.

Я промолчала. Она меня отнюдь не разубедила. Мне по-прежнему казалось, что она любит Стива.

— Вы замужем? — неожиданно спросила она.

— Нет, в разводе. А вы?

— Одинока. Как говорится, замужем за профессией. А друг у вас есть?

— Был, но бросил меня год назад.

— Ради другой?

— Хуже, — отозвалась я. — Он бросил меня ради политики.

— Бог ты мой! — воскликнула Хильда.

Внезапно нас обеих разобрало хихиканье. Наверное, отчасти причиной тому была истерика, но отчасти облегчение, которое обе мы испытали оттого, что смогли хоть с кем-то поделиться своими секретами. Как будто прорвало плотину, и внезапно мы стали делиться друг с другом такими тайнами, какими обычно делишься только с самой близкой подругой.

Хильда рассказала мне про свою травму, про постоянную боль в спине, и про то, как она выяснила, что у Стива роман с Трейси.

— Лично я во всем виню Трейси, — заявила она. — По-моему, она маленькая расчетливая сучка, которая пытается свалить меня и использует для этого Стива. — Хильда поморщилась. — Можете ничего не говорить. Я сама знаю, что если кто тут и сучка, так это я. Я ведь понимаю, что сужу о ней пристрастно и несправедливо. Я ведь ее даже толком не знаю. Впервые увидела в начале этого сезона и, сознаюсь, даже не пыталась узнать получше. Фактически, наоборот, всячески старалась держать ее на расстоянии. Наверное, просто ревную. Она ведь очень красива, правда? Видеть не могу, как она сидит рядом с ним за ужином и мило болтает. Кусок в горло не лезет, хотя я и понимаю, что уходить из-за стола с бутылкой в обнимку — не лучший выход из положения.

Хотя мы со Стивом никогда не были в таких отношениях, я чувствую себя кем-то вроде старой усталой жены, брошенной ради молоденькой девчонки. Мы с ним всегда составляли отличную команду, но это мой последний полевой сезон. Еще одного спина не вынесет. — Я сочувственно кивнула. — Так что в следующем году экспедицию будут возглавлять Стив и Трейси, а не Хильда и Стив, и меня это невероятно удручает. Но давайте оставим эту унылую тему и поговорим, зачем вы сюда приехали. В деталях, пожалуйста.

Я рассказала ей, как Клайв открыл магазин прямо напротив моего, и как неадекватно и детски я на это прореагировала. Рассказала про аукцион, про Ящера с Алексом, и как все, что я делала со дня пожара, было посвящено одной цели — расквитаться с обидчиками.

— Но чем я сильнее пытаюсь все уладить, тем хуже все запутывается, — посетовала я. — А если я не выясню, что же происходит, Алекс попадет в большие неприятности, я потеряю магазин и буду обречена на крайне неприятные разборки с полицией.

Продолжив рассказ, я описала Хильде цепь событий, что привели меня из Торонто в Нью-Йорк, а потом и в Лиму — ради Лукаса, опустив путешествие в Мехико. Описала, как подкараулила жену Ящера и проследила ее поездку по Лиме.

— Это никуда меня не привело, — заключила я, — поэтому я и решила отправиться сюда, откуда якобы прибыло florero, думая, что оно, быть может, как-то связано с Монтеро и фабрикой «Параисо».

Это отчасти было проверкой. Мне хотелось знать, что Хильда скажет о Монтеро.

— Я согласна, — промолвила она, — что Монтеро и «Параисо» и в самом деле выглядят главными подозреваемыми, но я осматривала фабрику и не обнаружила там ничего необычного.

— Я тоже. Осмотрела все, кроме ванной комнаты.

— Я осмотрела и ванную, — с достоинством отозвалась Хильда. — Изобразила расстройство желудка, чтобы у меня был повод задержаться там подольше. Я успела даже выдвинуть панель и проверить пространство за трубами. Ничего. Магазин я тоже осматривала.

Она вздохнула.

— Впрочем, быть может, я просто цепляюсь за соломинку. Хочу, чтобы это оказался Монтеро, лишь оттого, что больно уж он отвратителен. Усматриваю зловещий умысел во всех его поступках.

— На florero, на дне, было отпечатано «Hecho en Peru». Может, это и правда была реплика, — сказала я.

Хильда посмотрела на меня с жалостью, как на непроходимую дурочку.

— Это же легче легкого — намазать на дно вазы тонкий слой глины и поставить на него штамп, — пояснила она. — Да так всегда и делается. А когда ваза доберется до места назначения, вы отмачиваете нижний слой, и вот оно — подлинное изделие мочика.

Ну, конечно же!

— Не уходите, я сейчас приду!

Я бросилась во двор, где выронила сумку, когда Хильда наставила на меня пистолет. Вернувшись, я вручила ей фотографию, которую вытащила из шкафа на фабрике «Параисо».

— Очень мило, — сказала она. — Florero.

— Не просто florero, — поправила я. — То самое florero, которое я купила на аукционе. Видите этих змей по краю? Найдя на фабрике фотографию, я подумала лишь, что вот оно, доказательство, что мое florero и правда из «Параисо», как и сказано в карточке. Но теперь, когда вы рассказали, как настоящие изделия маскируют при помощи намазанного слоя и штампа, меня точно ударило: вот как они это делают. Фотографируют контрабандную вещь и посылают фотографию в «Параисо». Антонио ее срисовывает, потом, в случае, если это керамика, готовят шаблон и обжигают несколько копий, совсем как с обычными копиями. Все их, включая и оригинал, метят штампом «Сделано в Перу» и вместе упаковывают, скорее всего, в ящики с эмблемой фабрики «Параисо». Тогда всякий, кто заглянет туда, решит, что это просто- напросто партия одинаковых копий. А что еще думать, когда перед тобой стоит ряд совершенно одинаковых предметов, пришедших прямо с фабрики?

— Мне это нравится, — вставила Хильда.

— Однако в моей теории имеется одна неувязка, — сказала я. Хильда вопросительно поглядела на меня. Я приготовилась к очередному прыжку в холодную воду. — Карлос Монтеро мертв.

— Мертв! — воскликнула она, неподдельно потрясенная этим известием. — Когда он умер? Как?

Я рассказала ей о своей находке. Хильда пришла в ужас.

— Кто мог это сделать? — Она немного помолчала. — И что это значит? Наверное, вы правы насчет фотографии, но со смертью Карлоса это означает…

— На самом деле, возникает сразу несколько вопросов, — промолвила я. — Например, как вы думаете, может ли все происходящее иметь какое-то отношение вот к этому?

Я вытащила из кармана письмо Ягуара и протянула ей. Хильда принялась читать, и на лице ее очень скоро появилось скептическое выражение.

— Сама понимаю, — поспешила добавить я, — все это кажется полным бредом и парнишка он, мягко говоря, слегка заблуждающийся. Но я хорошо его знаю. Он не блещет умом, зато очень талантливый фокусник и вообще ужасно славный. Я имею в виду, посмотрите только на ту часть, где он пишет, что хочет найти сокровище, чтобы накормить всех голодных детей в мире, — пояснила я, показывая на строчки письма. — И если поговорить с ним, он вовсе не производит впечатление буйного или вообще свихнутого.

— Так что вы считаете? — спросила Хильда.

— А вдруг где-то в окрестностях и правда спрятано сокровище? А если да, то кто о нем знает?

— Лучше спросить, имеет ли ваше сокровище, если оно вообще существует, какое-то отношение к Монтеро и «Параисо»? — поправила меня Хильда. — И я понятия не имею, как ответить на этот вопрос.

— Я тоже, но мне все равно кажется, я верно угадала, как ценности вывозятся из Перу. А вот насчет руководителя, похоже, ошибаюсь. Но если не Монтеро, го кто? Теперь, когда Монтеро мертв, у нас даже кандидатуры никакой не осталось.