бахромой по бокам. У него была длинная, узкая морда и огромные, печальные карие глаза; когда я впервые увидел его, то он энергично протестовал против чего-то, стоя на задних лапах и размахивая передними, что делало его одного роста с девицей на другом конце поводка.
Она, кстати, тоже была особой весьма колоритной. У неё были волосы того восхитительного золотисто-рыжего оттенка, который в чистом виде в природе практически не встречается. Но не в этом суть. Все это великолепие было зачесано назад и собрано в свободный узел, заколотый несколькими шпильками на затылке и оттого казавшийся очень ненадежным. Она была совсем юной, не очень высокой, но хорошо развитой, или, как обычно принято говорить, с округлившимися формами. И хоть у неё была узкая талия и изящные запястья, худобой девушка явно не страдала.
На ногах у неё были босоножки, которые, очевидно, смотрелись бы роскошно на пляже где-нибудь во Флориде, но явно не гармонировали по стилю с деревенской обстановкой ранчо, затерявшегося среди холмов Невады. Изумрудно-зеленые узенькие брючки, не доходящие примерно на шесть дюймов до лодыжки, можно было смело назвать самыми обегающими брючками изо всех, какие мне только доводилось когда-либо видеть; свободная блузка из легкой ткани навыпуск была украшена затейливым орнаментом в ярко-зеленых тонах, напоминающим японские иероглифы и перекликающимися по цвету с брючками. Короче, наряд был замечательный. Обидно только, что в этой горной глуши было некому по достоинству оценить всю эту красоту. Вот где-нибудь на Бермудах она бы точно не осталась незамеченной.
В связи с тем, что мысли мои были заняты думами о Бет и Логане, а тут ещё этот диковинный пес, стоящий на задних лапах, и моим мальчишки, прибежавшие из загона, чтобы полюбоваться им, и притягивающие взгляд достоинства юной прелестницы, то, полагаю, меня вполне можно извинить за то, что я не обратил внимания не её лицо — которое к тому же было все это время частично отвернуто от меня, так как она пыталась успокоить своего взвившегося на дыбы пса. В конце концов ей удалось заставить его снова опустить передние лапы на землю, но только псу это не доставило никакого удовольствия, и он жался к её ногам, дрожа всем телом и поджав хвост терпеть не могу трусливых собак, особенно вот таких узкомордых. Конечно, порода породой, но все-таки в собачьей голове должно оставаться хотя бы немного места и для мозгов.
— Мэт, — сказала Бет, обращаясь ко мне, — познакомься, это мой… мой муж. Ларри, это Мэт Хелм.
Наступил ответственный момент, и у меня больше не было времени таращить глаза на юных девиц или их диковинных собак. Передо мной стоял Логан. Мак описал его довольно точно: это был худощавый, жилистый человек в полевой военной форме защитного цвета. Типичный англичанин с пышными усами пшеничного цвета и пронзительным взглядом голубых глаз из-под белесых бровей. Он оказался старше, чем я себе представлял: на вид ему можно было дать лет сорок с небольшим. Вообще-то, мне следовало быть готовым к этому, принимая во внимание тот факт, что у него был двадцатилетний сын. А ранние браки у англичан не получили большого распространения.
Он протянул мне руку. Этот жест не являлся жестом дружелюбия или признаком какого-то особого расположения ко мне; это было лишь формальное приветствие, диктуемое правилами хорошего тона вне зависимости от возможного расхождения во взглядах между гостем и хозяином.
— Я очень много слышал о вас, мистер Хелм, — сказал он при этом.
— Да, — отозвался я. — Хотя, возможно, предпочли бы слышать меньше.
Помедлив самую малость, он улыбнулся.
— Возможно, — согласился он.
Ну вот и познакомились. Создалось даже впечатление, что при желании, подкрепленном некоторым усилием со стороны каждого из нас, мы вполне могли бы достичь взаимопонимания. Мы стояли напротив, оценивающе разглядывая друг друга, и мне стало ясно, что имел в виду Мак, сказав, что Логана производит впечатление человека, способного постоять за себя. И дело было даже во внешности, а в той ауре, что окружала его. Я пытался убедить себя в том, что это всего лишь мои фантазии, или же дело в том, что, как и большинство людей нашего поколения, Логан в свое время служил в армии или же был на войне. Но, с другой стороны, очень многие мужчины, носившие военную форму и принимавшие участие в боевых операциях, не любят вспоминать об этом и до сих пор питают жгучее отвращение к военной дисциплине. Логан же явно не входил в их число.
Он хотел ещё что-то сказать, но тут Бет схватила его за руку.
— А эта псина не кусается? — спросила она, указывая на собаку, распластавшуюся на земле наподобие медвежьей шкуры, положив голову между лап и явно страдая от приступов стыдливости, в то время, как мои мальчишки гладили её, почесывали за ухом и засыпали вопросами её хозяйку.
— Да, — донесся до моего слуха голос девушки, — они могут развивать довольно большую корость. А на пересеченной местности могут обогнать даже гончую.
— Вот это да!
Взволнованный вопрос Бет вызвал у Логана усмешку.
— Дорогая, я не знаю, кусается эта псина или нет, — сказал он. — Но уверю тебя, мальчикам ничего не угрожает. Афганы вообще не агрессивны, а этот, похоже, довольно застенчив даже для своей породы.
Бет все ещё смотрела в ту сторону. И на её лице снова появилось выражение необычной суровости, чего я никогда прежде за ней не замечал.
— Зачем ты притащил сюда эту сучку?
— Это кобель, — сказал Логан. Я исподволь взглянул на него. Он оставался совершенно невозмутимым, и очевидно, в этом и заключался тонкий английский юмор.
— Я не имела в виду собаку, — отрезала она.
— Вот как? — все так же невозмутимо переспросил он. — А с ней я совершенно случайно встретился в городе. Она спросила о Питере. Ведь сама знаешь, они дружат с детства. А узнав, что он сейчас дома, она попросила разрешения проведать его. Я не мог отказать. Сама же знаешь, у девчонки было трудное детство, не повезло ей с родителями. Мы для неё всегда были второй семьей, которую она любила может быть даже больше, чем свою собственную. Мне не хотелось обижать её, пусть даже… А вот и Питер идет. Ты только посмотри на него: он даже причесался по собственной инициативе, без напоминаний с нашей стороны. Так что нам лучше пойти в дом и оставить детей в покое, у них свои дела. Кстати, мистер Хелм, что вы предпочитаете: коньяк или мартини?
— Я пью и то, и другое, — ответил я. — Все зависит от обстоятельств. За долгой беседой, на мой взгляд, предпочтительнее коньяк, а для короткого разговора по существу лучше всего подходит мартини. И если меня не подводит интуиция, мистер Логан, то сейчас самое время для мартини.
— Ну да, в общем-то, — согласился он.
— С вашего позволения, — продолжал я, — я присоединюсь к вам через несколько минут.
Он взглянул в сторону двери, в проеме которой показалась горничная-мулатка, ведущая за руку Бетси, наряженную по случаю моего приезда в новенькое платьице.
— Мы будем в гостиной, — сказал Логан и, решительно взяв Бет за руку, тактично удалился, уводя её с собой.
Я проводил его взглядом и подумал о том, что несмотря ни на что человек он, пожалуй, вовсе не плохой. А затем переключил все свое внимание на дочку, которая, как оказалось, не видела большой разницы между мной и Санта-Клаусом — ведь у Санта-Клауса есть борода, а у меня её нет. Когда же я вошел в просторную гостиную с высокими потолками, то в ней никого не было. Затем открылась дверь, ведущая, очевидно, в кабинет или просто проходную комнату, имеющую отдельный выход в общий коридор, и из неё вышел Логан. В руке он держал высокий стакан. Он указал на небольшой бар в углу, на котором для меня уже был приготовлен бокал с мартини. Я взял его и тут же отпил небольшой глоток.
— Обидно, когда вас не узнает собственный ребенок, правда? — рассеянно проговорил он. — Со мной тоже было такое во время войны. — Он поднял руку с бокалом. — Ну ладно, короче, ваше здоровье и так далее.
— Ваше здоровье, — отозвался я. — Я привез им кое-какие подарки. Так, безделушки из Европы. Надеюсь, вы не станете возражать.
— Нет, конечно же нет.
— А где Бет? — спросил я.
