– Я так понимаю, что он – новенький, – сказала я.
Андаис смотрела на него прохладными глазами. Совсем новеньким надо было быть, чтобы не понять значение этого взгляда. Она была недовольна им, очень недовольна.
– Скажи ему, что ты думаешь о его демонстрации, племянница.
Голос ее был очень спокоен, но был в нем невысказанный подтекст, ощущавшийся почти на языке, как что-то горькое в сладком.
Я оглядела его от босых ног до недавней стрижки, не пропустив ни одного дюйма. Он ухмыльнулся, придвигаясь ко мне, будто взгляд был приглашающим. Я решила убрать с него улыбку.
– Он молодой, хорошенький, но у Эймона хозяйство посолиднее.
Смертный остановился, нахмурился, потому улыбка вернулась, но неуверенная.
– Я не думаю, чтобы он понял значение слова 'хозяйство', – сказана Анданс.
Я поглядела на нее:
– Ты никогда не выбирала их за интеллект, – ответила я.
– Никто не разговаривает с собачками, Мередит. Тебе бы уж полагалось это знать.
– Если бы я заводила себе собачку, взяла бы настоящую. Это вот, – я показала на юнца, – слишком хлопотно.
Он стоял, хмурясь, глядя на нас по очереди, явно не слишком радостный и сильно сбитый с толку. Андаис нарушила одно из моих кардинальных правил насчет секса. Как ни предохраняйся, всегда есть возможность забеременеть. В конце концов, секс для того и существует. Поэтому ненарушимый запрет: никогда не спи с тем, кто злобен, глуп или уродлив, потому что все они могут оказаться способны к размножению. Блондинчик был красив, но не настолько, чтобы это компенсировало дурацкое недоумение на хмуром лице.
– Иди с Эймоном, помоги ему одеться к пиру, – велела Андаис.
– Можно ли мне пойти сегодня на бал, миледи? – спросил он.
– Нет, – ответила она и повернулась снова ко мне, будто он перестал существовать.
Он снова посмотрел на меня, теперь с угрюмой злостью. Он знал, что я его оскорбила, но не мог понять, как и чем. От этого взгляда я поежилась. При Дворе найдется много народу куда менее смазливого, кого бы я предпочла этому 'песику'.
– Ты не одобряешь, – сказала Андаис.
– Наглостью было бы с моей стороны одобрять или не одобрять действия моей королевы.
Она рассмеялась:
– Снова в своем стиле! Говоришь именно то, что полагается говорить, но при этом умудряешься, чтобы это звучало оскорбительно.
– Прости меня, – произнесла я и попыталась снова упасть на колено.
Она остановила меня рукой.
– Не надо, Мередит, не надо. Эта ночь не продлится вечно, а остановилась ты в отеле. Так что у нас не слишком много времени. – Она убрала руку, не делая мне больно. – И уж точно у нас нет времени на игры, как ты считаешь?
Я посмотрела на нее, внимательно вглядываясь в улыбающееся лицо и пытаясь решить, насколько она искренне говорит и не ставит ли мне ловушку. Наконец я ответила:
– Если ты желаешь играть в игры, моя королева, то для меня честь в них участвовать. Если же нам следует сделать какое-то дело, то для меня честью будет участвовать в нем, тетя Андаис.
Она снова засмеялась:
– Умница девочка! Напомнила мне, что ты моя племянница, кровное родство. Боишься моего настроения, не доверяешь ему и потому напоминаешь, что ты для меня значишь. Очень правильно.
Здесь я не услышала вопроса и ничего не ответила, потому что была она абсолютно права.
Глядела она на меня, но произнесла:
– Холод!
Он подошел, склонив голову:
– Слушаю, моя королева.
– Пойди к себе и переоденься в то, что я сделала для тебя на этот вечер.
Он упал на колено.
– Эти вещи... не подходят мне по размеру, моя королева.
Видно было, как свет погас у нее в глазах, оставив лишь холод и пустоту белого зимнего неба.
– Нет, – сказала она, – подходят. Они в буквальном смысле слова на тебя шиты. – Она зачерпнула горсть серебристых волос и вздернула его голову, чтобы посмотреть в глаза. – Почему ты их не надел?
Он облизал губы.
– Моя королева, мне показалось, что они мне неудобны.
