Его жена как раз и была русалкой. Мужчина и женщина, стоящие за их креслом, тоже были из морского народа. Я впервые видела его представителей.
Пришлось подавить желание отвести глаза от стоящего передо мной вампира — понимаете, вампиров я видала, а вот русалки — это было для меня ново.
Я протянула Сэмюэлу руку, он взял ее уверенней, чем Огюстин, — будто умел пожимать руки. Потом он поднес ее запястьем ко рту, как и Огги, закатил глаза, глядя на меня. Обыкновенные карие глаза, светло-карие, с оттенком серовато-зеленого возле зрачков. Зеленая футболка подчеркивала эту зелень, и глаза казались почти оливковыми, но на самом деле были карими, а не по-настоящему зелеными… впрочем, у меня слишком высокие требования насчет истинно зеленых глаз.
А у Сэмюэла глаза были просто глаза, и когда он целомудренно поцеловал мне запястье, это был просто поцелуй, без дополнительных штучек. На его сдержанность я ответила признательной улыбкой.
— Ах, Сэмюэл! Всегда джентльмен, — сказал Огги.
— Чему тебе не грех бы научиться, — сказала женщина в белом, которая, очевидно, была женой Сэмюэла, Теа.
— Теа! — произнес Сэмюэл с едва заметной интонацией предупреждения.
Жан-Клод предупреждал нас, что единственная слабость Сэмюэла — это его жена. Она почти во всем поступала по-своему, так что, если вести дела с мастером Кейп-Кода, нужно было договариваться с обоими.
— Нет-нет, она права, — сказал Огги, — ты всегда был джентльменом больше, чем я.
— Возможно, — ответил Сэмюэл, — но такие вещи не обязательно произносить вслух.
Намек на жар слышался в его голосе, первые нотки пробуждающейся злости.
Теа поклонилась изящным телом, на несколько дюймов выше, чем у ее супруга, — поклонилась, пряча лицо. Спорить могу — потому что на лице не выражалось в достаточной степени сожаление. Платье у нее было чем-то средним между кремовым и белым, очень шло к ее коже и волосам — вся она была белизна, сливки, жемчуг. С первого взгляда можно было решить, что она альбиноска, но тут она подняла глаза на нас обоих. Черные глаза, такие черные, что зрачки терялись в радужках. Ресницы — как золоченые, брови золотисто-белые.
Она выпрямилась, оправила длинное платье, и мускулы играли на тонких руках. Необычная у нее была цветовая гамма, но в пределах человеческой нормы. Светлые блондинистые волосы спадали до талии. Единственным украшением на ней был серебряный венец с тремя жемчужинами — самая большая в середине, две поменьше по обе стороны от нее, окруженные крошечными бриллиантами, в которых мигал и переливался свет, когда она поворачивала голову. На гладкой и бледной шее, лишенной украшений, не видны были никакие жаберные щели. Жан-Клод мне говорил, что при желании девы моря — его выражение — умеют выглядеть совсем как люди.
— Позвольте мне представить мою жену Левкотеа. Теа!
Он взял ее за руку, и она присела в низком реверансе.
А мне что, отвечать реверансом? Или велеть ей подняться? Что делать-то? Что там такое устроила эта Менг Дье, что Жан-Клод так долго разбирается? Ох какой же у меня на нее зуб будет!
Не зная, что еще сделать, я протянула ей руку. Она приняла ее, подняв ко мне слегка удивленное лицо. Пальцы у нее оказались прохладные.
— Ты мне помогаешь встать как королева, сжалившаяся над простолюдинкой, или же ты признаешь, что я выше тебя?
Я помогла ей подняться, хотя двигалась она как танцовщица и помощь ей не нужна была. Отпустив ее руку, я сказала, что думала — так со мной обычно бывает, когда я не знаю, что говорить.
— Ну, если честно, я не знаю, кто из нас тут выше по рангу. Будь здесь Жан-Клод, ты могла бы предложить ему, но вместо него я, и не хочу никого оскорбить — но просто не знаю, кто здесь кого выше.
Бледная Теа была удивлена, но Сэмюэл выглядел довольным.
Огги рассмеялся — коротко, очень по-человечески, и я не могла к нему не обернуться.
— Жан-Клод говорил, что ты — глоток свежего воздуха, но к такому ветру честности мы, боюсь, не готовы.
— А мне нравится, — возразил Сэмюэл.
— Только потому, что ты в качестве обманщика безнадежен, — ответил Огги.
Сэмюэл посмотрел на него в упор:
— Никто из нас, поднявшихся до мастера города, без обмана обойтись не может, старый друг.
Веселья на лице Огги убавилось, потом оно исчезло. Я поняла, что ни у кого из мастеров вампиров, которых я видела, такого подвижного лица не было, такого выразительного, — поняла, когда оно стало совершенно пустым, как бывает только у очень старых вампиров.
— Верно, старый друг, но ты предпочитаешь честность.
— Это да, — кивнул Сэмюэл.
— Тебе нравится честность? — спросила я. — Тогда меня ты просто полюбишь.
Короткий взрыв смеха донесся из двух — как минимум — разных углов комнаты. В одном, живописно расслабившись, стоял Фредо, и черная футболка на нем чуть оттопыривалась там, где он прятал ножи. Другие ножи были на виду — два больших на каждом бедре, как у бандита давних времен. Смуглое лицо сморщилось от смеха, черные глаза сверкали из-под завесы темных волос.
А еще смех прозвучал почти из противоположного угла. Клодия — почти шесть футов шесть дюймов, самая высокая женщина на моей памяти и серьезно занимается штангой. Рядом с ней тощий Фредо кажется тростинкой. Черные волосы она завязала в свой обычный хвост. Косметики на ней никакой не было, и все же лицо поражало своей красотой. Клодия еще меньше заботилась о женственном виде, чем я, но даже при всех занятиях штангой тело ее было полностью женским. Если бы не рост и не мышцы, она была бы из тех женщин, которым на улицу не выйти, чтобы к ним тут же не пристали или хотя бы не пялились на них. Пялиться-то все же на нее пялились, но в основном мужчины ее боялись, и не зря. Наверное, она здесь единственная, кроме меня, женщина с пистолетом. Сейчас ее лицо поплыло от смеха, все еще булькающего в глотке. Смех у нее приятный — горловой и глубокий. Не знаю даже, слыхала ли я его до этой минуты.
— Что смешного? — спросила я у обоих.
— Извини, Анита, — ответила она все еще булькающим голосом.
— Ага, извини, — кивнул Фредо, — но ты — «честная»? Бог ты мой, «честная» — очень-очень слабое слово.
Мике тоже пришлось прокашляться, и даже у Натэниела лицо будто горело усилием не улыбнуться.
Я постаралась подавить в себе злость — и подавила. Очко в мою пользу.
— Я умею лгать, если надо.
И сама услышала, каким обиженным голосом это было сказано.
— Но это не в твоей натуре, — заметил Фредо. Слишком восприимчив для простого солдата.
— Он прав, — сказала Клодия, подавившая наконец приступы смеха. — Но я прошу прощения за эту выходку.
— Она вроде тебя, Сэмюэл, — сказала Теа. — Честное сердце.
— Это было бы хорошо, — сказал он.
И его интонация заставила меня обратить внимание на еще некоторых участников этой вечеринки. Мои мысли насчет предполагаемого свойства оказались чуть слишком точными насчет Сэмюэла и Теа: они в качестве
Близнецов заметить было легко, поскольку они были одинаковы. Их имена я знала: Томас и Кристос. Цвет волос им достался от матери, а небрежные короткие кудри — от отца. И оба они были выше отца, где- то пять футов десять дюймов, как мама. Но они были худощавые, еще мускулы не развились. Разглядев любопытные лица, я поняла, что они молоды. Очень молоды. Естественно, лет им должно быть не меньше, чем требует закон, иначе бы Жан-Клод не согласился, но с виду они казались моложе. Может быть, морской народ развивается медленнее людей.
