— Ты так говоришь, будто я неправду сказала.
— Будь я по-настоящему красив, ты бы давно уже нашла дорогу в мою постель.
Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох. Моя некромантия была все еще со мной, но в чем-то она изменилась, как будто вызов мунина или что-то, связанное с изгнанием Темной Матери, изменило мою силу. Это все еще была некромантия, но ощущался в ней какой-то оттенок… жизни, она стала более живой, эта энергия. Я не очень это понимала, но одно мне было понятно: до сих пор всегда, когда я исцеляла вампиров, мелкие их раны, это бывало днем, когда они мертвы. Когда они поднимались, их личность, или душа, или что оно там такое не давало моей силе опознать в них мертвое, как она узнавала зомби. Те всегда определялись на радаре как мертвые, как бы подвижны ни были.
Я чувствовала рану, которой касалась. Чувствовала и понимала, что это как собирать кусочки зомби. То есть то, что мне очень часто приходилось делать по работе, чтобы мертвец снова стал цельным.
Мне казалось важным это сделать. Как будто, если я не вылечу Реквиема сейчас, я забуду, как это делается. Вроде как однажды предложенный дар, который исчезнет, если им не воспользоваться. А я хотела им воспользоваться; такое было ощущение, что это будет приятно. Работать с мертвым всегда приятно.
Я приложила пальцы к ране, подумала о ней как о глине. Как будто глину заглаживаю на место. Закрыла глаза, чтобы «видеть» более глубокие ткани тела, слепить вместе то, до чего пальцами не могла дотянуться.
В машине поднялся ветер — холодный ветер, но с оттенком весны. Я подумала, что кто-то отворил дверь, но когда открыла глаза, увидела, что машина закрыта. Ветер исходил от меня. Я поглядела на Реквиема — мои пальцы касались гладкой целой кожи. Даже шрама не осталось. Я переместила руки к ране на боку, на ребрах, сделала это раньше, чем сознание успело подумать: «Бог ты мой, это же невозможно». Прижав руки к боку, я загладила его рану, и она исчезла. Ветер трепал мне волосы вокруг лица, отмершая кожа над волдырями отпала от руки сама собой, пока я его исцеляла. Мертвая плоть, все это была мертвая плоть.
Я схватила его за руки, провела ладонями от локтя до запястья, до кистей, и кожа его становилась нетронутой под моим прикосновением, как в кино при быстрой перемотке. Это было невозможно, но я это делала.
Ветер затрепетал, и я свалилась на Реквиема. Он поймал меня, а то бы я сползла на пол. Работа с мертвым — это всегда наслаждение, но у него есть своя цена. Особенно если заниматься этим без магии крови. До меня раньше не дошло, что цена будет примерно та же, как когда поднимаешь мертвых.
Рядом с нами были Джейсон и Натэниел.
— В чем дело? — спросил Джейсон.
— Она вымоталась, — ответил Натэниел.
Я заморгала, глядя на него:
— Ты тоже вымотался?
Он покачал головой:
— Когда ты закрыла метки, то закрыла. Я вижу, что ты вымоталась, но ты меня не истощила. И вряд ли тронула Дамиана.
— Я не хотела сегодня второй раз рисковать вами обоими.
— Ты всех отключила, — сказал Джейсон. — Жан-Клод сейчас больше ощущает через меня, чем через тебя. А
— Слишком много всякого происходит, — сказала я.
Реквием меня обнял.
— Чем я могу отблагодарить тебя, миледи? Как отплатить за такое чудо?
— Если когда-нибудь снова такое у нас будет, мне надо будет, чтобы ты взял у меня кровь — как жертва при подъеме зомби. Магия крови усиливает энергию.
— Тебе надо напитаться, — сказал Джейсон с рассеянным видом, будто слушая кого-то, кого мне не слышно. Наверное, Жан-Клод шептал ему в ухо.
— О’кей, — согласилась я, наваливаясь на грудь Реквиема.
Джейсон и Натэниел переглянулись и посмотрели оба на Реквиема.
— Вызови свою силу, Реквием, — сказал Джейсон, — и вызови ее
— Вроде чревовещания, — сказала я. — Шевелятся твои губы, а из них выходят слова Жан-Клод.
Джейсон улыбнулся мне — совершенно своей улыбкой — и пожал плечами:
— Его слова или нет, но все равно правда.
Я подняла голову, чтобы заглянуть в лицо Реквиема:
— Вот почему ты тогда остановился? Ты боялся, что я стану владеть тобой посредством
— Да, — ответил он. — Я боялся того, чем кончил Лондон, потому что я этого не хочу.
— Я не думаю, что сейчас готова привязать к себе кого бы то ни было.
По его лицу пробежало выражение совсем не мягкое, не нерешительное — полностью мужское выражение. На миг.
— Тогда я могу делать с тобой, что хочу.
Я подумала было поспорить с формулировкой, но на спор у меня энергии бы не хватило. Слишком я была выжата досуха.
— Да, — сказала я. — Можешь.
Он сел, беря меня на руки и прижимая к груди, переложил на другой край сиденья, встал надо мной на колени. Сила его плясала по мне, и даже это была энергия, была пища. Я смотрела, как тонут его глаза в синем пламени его собственной магии, и наконец он стал смотреть на меня так, будто эти глаза слепы.
— Это действительно то, чего хочет моя госпожа?
Я посмотрела вниз, вдоль его тела. Оно буквально кричало о голоде, а он просил, просил разрешения еще раз.
— Реквием, — сказала я. — Я обещаю, что всегда буду считать тебя джентльменом, но я уже сказала «да».
— Всегда лучше быть уверенным, — шепнул он.
— Не знаю, кто тебя учил этой осторожности, но точно не я.
И я погладила его рукой не по груди — чуть над ней, играя с его аурой. Сколько энергии в ней было…
Он на миг закрыл глаза.
— Обещаю тебе, Реквием, что утром буду уважать тебя так же.
Это вызвало у него улыбку, и он сказал:
— Анита, ты всегда будешь моей госпожой.
Я не могла не засмеяться, но тут он вылил свою силу на меня, и смех сменился другими звуками.
Глава пятидесятая
Я видела, как скользит надо мной тело Реквиема. В полутьме салона я не видела, надет ли на нем презерватив, который дал ему Натэниел. Хорошо, что кто-то подумал о безопасности, потому что я была способна думать только о сексе и еде. Беда в том, что сейчас это было одно и то же. И во мне нарастала теплая, сладкая тяжесть.
