Я на секунду задумалась, подавляя желание оглянуться на Ашера. Дамиан поиграл пальцами у меня на плече.
— Я думаю, что мог бы, но используя больше ментальной силы, чем тебе хотелось бы в моем присутствии.
— И почему бы я не хотел использовать ментальную силу в вашем присутствии, миз Блейк?
Голос его звучал пренебрежительно, почти с веселым презрением. Я не оскорбилась: эта интонация, как все, что он делал, была намеренной, просчитанной.
— Потому что ты боишься, как бы Дорогая Мамочка не услышала и не посетила нас второй раз.
Он попытался изобразить высокомерное презрение и изобразил, но я чуяла в нем перемену. Тончайший, едва заметный оттенок страха.
— А кто это — Дорогая Мамочка?
Я тщательно рассматривала точеную линию подбородка. Ох, хотелось бы посмотреть в глаза, но не стоило рисковать.
— Ты действительно хочешь, чтобы я произнесла ее имя?
— Вы можете произносить все, что хотите, миз Блейк.
Я кивнула, ощутила, что у меня сердце забилось сильнее, рука с новыми шрамами сжалась в кулак.
— Хорошо. — Сама услышала, что голос у меня с придыханием. — Ты боишься, что снова появится Мать Всей Тьмы.
То ли свет чуть потускнел, то ли это мое воображение?
— Она для нас утрачена, миз Блейк. Вы ничего о ней не знаете.
— Она лежит в комнате глубоко под землей, но высоко-высоко. По всей передней стене — окна, выходящие на пещеру или подземное здание. Внизу всегда горит огонь, будто тот, кто смотрит, боится темноты.
— Мне известно, что Валентина была в той комнате, что вы описываете, и осталась жива, чтобы об этом рассказать. Не стоит пытаться произвести на меня впечатление историями из вторых рук.
Кажется, Мерлин не знал, что я вместе с ней была у него в голове. Он не знает, что я видела его воспоминание о том, как она выходит из тьмы?
— Тогда вот еще одна история из вторых рук. Я видела ее в образе огромной кошки, может быть, что-то вроде вымершего льва, больше любого современного. Я видела, как она охотилась за тобой в ночи, когда мир пахнул дождем и жасмином — или чем-то вроде жасмина. Я просто не знаю, давно ли существует на земле жасмин как вид; может быть, мое сознание называет это жасмином, потому что у этого растения тот же запах.
Я-то думала, что он был неподвижен, но ошиблась. Потому что сейчас он стал неподвижен настолько, что мне пришлось сосредоточенно смотреть ему в грудь — проверять, что он не исчез. Такая неподвижность, что недоступна ни одной змее, ни одному живому существу. Неподвижен так, будто хотел не быть здесь больше ни секунды.
И его голос был так же мертв, как тело, когда он сказал:
— Вы видели сегодня ее воспоминание.
— Да.
— Тогда вы знаете ее тайну.
— У нее их много, но ты говоришь о том, что она и оборотень, и вампир одновременно? Тогда да, эту тайну я знаю.
Он сделал вдох, как многие из них, когда выходят из этой неподвижности. Так они себе сами напоминают, что еще не мертвы.
— Но, миз Блейк, всем известно, что быть и тем, и другим невозможно.
— Тот штамм вампиризма, что существует сегодня, уничтожается вирусом ликантропии, но, быть может, когда-то он был устойчив, или это был другой вид вампиризма. Как бы там ни было, что я видела, то видела.
— Мюзетт привозила сюда к нам нескольких котов Темной Госпожи, — сказал Ашер. — Они были и тем, и другим — и ни тем, ни другим не были.
— Да, Белль Морт говорит, что спящие коты нашей матери просыпаются на ее зов, — сказал Мерлин. — Что вы об этом думаете, миз Блейк? Думаете вы, что Белль Морт стала так сильна, что слуги Матери проснулись на ее зов?
— Нет, — сказала я.
— Почему нет? — спросил он тем же пустым голосом, и тело его почти не двигалось. Он перестал изображать человека.
— Потому что силы такого рода у Белль Морт нет.
— Ты никогда ее во плоти не видела, — сказал Адонис, — иначе не судила бы так поспешно.
И сказано было не слишком радостным голосом, что само по себе интересно. В первый раз он владел своим голосом не до конца.
Я глянула на него:
— Она сильна, но не тем видом силы, что Дорогая Мамочка. Просто не тем.
— Если Белль Морт не пробудила слуг нашей Доброй Матери, то кто это сделал? — спросил Мерлин.
Тут меня осенило — что со мной нечасто бывает. Я сперва подумала, действовать ли по этому наитию или сперва Ашера спросить, а потом подумала: а, черт с ним. Я устала. Да, я насытилась, но заживление требовало большего, чем вернуло мне кормление. Устала я от этих игр.
— Ты хочешь ее пробудить, Мерлин? Или ты боишься, что она проснется?
Он снова погрузился в неподвижность.
— Я не знаю, как ответить на этот вопрос.
— Знаешь.
— Тогда я не стану на него отвечать.
— Ты — шестерка у Совета вампиров?
— Мерлин был исключен из внутреннего круга силы несколько веков, — сказал Ашер.
Я кивнула:
— Да, вы меня по дороге сюда проинформировали. Он стал так силен, что его поставили перед выбором: отдать свою территорию или быть убитым. Он отдал все и растворился в тумане времен. Жан- Клод думал, что ему может найтись место на американской земле.
А про себя я подумала: «В следующий раз, когда Жан-Клод будет предлагать убежище кому-нибудь настолько офигенно сильному, пусть сперва со мной перетрет».
Это я ясно высказала по дороге в лимузине, и Жан-Клод даже спорить не стал.
— Если ты не работаешь на Совет, на кого тогда? — спросила я.
— Если я отвечу «на себя», вы мне поверите?
— То ли да, то ли нет, не знаю. Попробуй.
Моя рука снова легла на пистолет.
— Зачем вы взялись за оружие?
— Потому что, думаю я, если ты не хочешь отвечать на этот вопрос, то можешь снова испробовать вампирскую силу. Зависит от того, чего ты больше боишься.
— Вашего пистолетика я не боюсь.
— Возможно, но ведь Дорогой Мамочки боишься?
Он облизнул губы. Этот жест дал мне надежду, что в его фасаде появилась трещина, и тогда я посмотрела прямо ему в глаза. В этот миг встречи взглядов он попытался подчинить меня, и у него могло бы даже получиться, если бы Ашер и Дамиан не коснулись меня одновременно. Этого было достаточно, чтобы меня отвлечь, и я отвернулась.
— Очевидно, в вас двоих есть больше, чем мне рассказывали, — произнес Мерлин снова тем же пустым голосом.
— Он — ее слуга-вампир, — сказал Адонис. — Это не слухи.
И голос его не был пустым — скорее гулким, с ноткой гнева.
