снаружи.
— А нам почему нельзя смотреть?
Я на него взглянула в упор, но он сделал невинные, хотя и знающие, глаза.
— Всего два часа прошло, и ты хочешь сказать, что опять способен?
Он улыбнулся.
— Я не могу снова кормиться от тебя так скоро, Натэниел. Это слишком опасно. Я не знаю точно, что сделала со мной эта Мать, но ощущаю слабость. И я не знаю, смогу ли гарантировать, что
— От кого же ты собираешься сегодня питаться? — спросил Ашер, стоя у стены.
— Если ты согласен, то от тебя.
— Просто мужчине приятно, когда его спрашивают.
Я сжала руки двух остальных и попросила:
— Дамиан, Натэниел, идите ради Бога и будьте где-нибудь, где вас будет видно, о’кей?
— Обещаю, — сказал Натэниел, и они направились к выходу.
Я повернулась к Ашеру:
— Ты на меня злишься?
— Никто не любит, когда его согласие считают само собой разумеющимся, Анита.
— Я про тебя так не считаю.
— Считаешь. И ты, и Жан-Клод.
На это я не знала, что сказать, а потому именно это и сказала:
— На это я не знаю, что сказать.
Он покачал головой:
— У нас нет времени нянчиться с моими задетыми чувствами. Прости.
Дверь за нашей спиной закрылась — Дамиан и Натэниел пошли искать место, где переждать, пока я попытаюсь поддержать жизнь во всех нас.
Я потянулась к руке Ашера. Он принял мою руку, но на меня не смотрел. От своего лица он показывал только совершенный профиль, пряча шрамы под сиянием волос. Я попросила секса, а он от меня прячется. Не очень хорошо.
— Что случилось? — спросила я.
— Ты обратила внимание, что это у нас впервые будет секс наедине?
Я начала было возражать, но остановилась. Да, я помнила его тело в интимных подробностях. Столько ночей и вечеров — его тело и мое рядом. И всегда с нами при этом кто-то был? И никогда не было так, чтобы только мы, только друг у друга?
Я коснулась его лица, попыталась заставить на меня взглянуть, но он не поддался.
— Значит, не только от Жан-Клода ты не получал достаточно личного внимания?
Он улыбнулся, но не слишком счастливой улыбкой.
— Веками меня желали все, кого я касался, кого хотел. Потом столетия я был презрен, был посмешищем. Секс был милостью — или пыткой для тех, кого Белль желала наказать.
Я попыталась его обнять, но он не дал, просто удержав мою руку. Я сказала единственное, что мне в голову пришло:
— Прости меня…
Наконец он повернулся ко мне, но только идеальной стороной лица. Показал ту бездонную красоту, ради которой люди отдавали состояние, честь, добродетель — только бы взглянуть на нее еще раз.
— Ты некоторые мои раны исцелила — тем, что я был с тобой и Жан-Клодом. И я думал, этого достаточно.
Я запустила руку ему под волосы, потрогала покрытую шрамами сторону лица. То, что он прятал, я накрыла ладонью, глядя на то лицо, что он позволил мне видеть.
— Но ты ни от кого из нас не получал достаточно внимания.
— Когда ты так говоришь, это звучит по-детски, сам слышу, но вот здесь, — он коснулся груди, — ощущается совсем не по-детски. Ощущается так, будто я умираю от голода посреди пира. Но это пир, который я делю со слишком многими. Никто из вас не смотрит только на меня. Всегда есть кто-то более красивый, более желанный.
— Никого красивее тебя нет, Ашер.
Он отдернулся, открыв шрамы на лице.
— Как ты можешь такое про меня говорить?
— А что ты хочешь, чтобы я сказала?
— Я хочу снова быть центром чьей-то жизни, Анита. Центр для Жан-Клода — ты. Твой теперь там, где Натэниел и Мика. — Он схватил меня за руки, приблизил ко мне лицо — глаза в глаза. — Я ни для кого не дорог, и это невыносимо. — Он засмеялся, но когда он открыл глаза, в них блестели слезы. — Да, глупо и по-детски. И очень эгоистично.
— Дело же не в том, чтобы быть с мужчинами или женщинами? — спросила я. — Дело в том, что никто из мужчин, которых я выбираю, никогда не поставит тебя в центр своего мира.
— Я хочу, чтобы меня любили, Анита, и когда-то это было.
— Джулианна, — тихо сказала я.
Он кивнул:
— Когда-то это был Жан-Клод, но он никогда не будет так истинно любить другого мужчину, как любит женщину. Вкусы и требования Белль посылали нас в объятия других мужчин, но Жан-Клод никогда не мог удовлетвориться только мужчинами. Он более всего — любитель женщин.
— А ты? — спросила я, потому что он, кажется, ожидал этого вопроса.
— Я думаю, если бы попался такой мужчина, какой нужен, я бы любил его и был доволен, но то же самое относится и к женщине. Я любви ищу, Анита, а не того, во что она упакована. Мне всегда больше было нужно внимание, чем Жан-Клоду. Я стал искать женщину себе в слуги, когда понял, что Жан-Клод никогда не будет удовлетворен только мужчинами. Только мною.
Я не знала, что сказать на звучащее в его голосе страдание. Эмоциональное бремя, которое он на себе тащил двести или триста лет, а я сейчас должна все исправить или хотя бы улучшить, а как? Как мне это сделать?
Я почувствовала, что Дамиан ко мне тянется, и меня шатнуло — Ашеру пришлось подхватить меня.
— Я истощаю Дамиана.
— Тогда мне надо перестать капризничать и дать тебе насытиться.
— Я действительно хочу тебя, Ашер. Я действительно люблю тебя. Но сейчас у меня нет времени…
— Возиться с моими травмами, — закончил он за меня.
— Заниматься с тобой любовью так, как мне хочется.
Он всем лицом показал недоверие.
— Мы должны покончить с кормлением и вернуться на прием, но для меня ты не пища на аварийный случай. Не общее имущество с Жан-Клодом. Ты мне дорог сам по себе, Ашер, вот как есть. У меня нет времени доказать тебе это сегодня, но потом я попробую.
Он притянул меня к себе покрепче и прошептал мне в волосы:
— Потом будешь питаться от следующего, потому что моя очередь уже миновала.
Я отодвинулась заглянуть ему в лицо и сказала:
— А ты вспомни, что впервые мы с тобой занимались любовью не потому, что надо было питать
— Ты это сделала, чтобы защитить меня от агентов Белль Морт.
— Да, мы это сделали, чтобы Белль Морт не могла призвать тебя к себе, чтобы по ее правилам ты стал нашим, но ты до сих пор — единственный из новых мужчин моей жизни, с которым у меня был секс ради заботы о нем, а не ради прокормления
