Лизандро чуть переступил с ноги на ногу, выдохнул так, что это было заметно.
— Не хочу быть бестактным, но разве не хочешь ты, чтобы следующим она выбрала более сильного зверя? Такого, который укрепил бы твою власть.
Жан-Клод смотрел на него в упор, и Лизандро старался одновременно смотреть на вампира и не смотреть. У меня годы ушли на овладение этим фокусом, но хорошо, что сейчас он мне уже не нужен, потому что я набрала достаточно силы. Очень трудно держаться круто, когда не можешь смотреть противнику в глаза.
— Моя сила как-то касается крыс? — спросил Жан-Клод.
— Да.
— Чем?
Очень недружелюбно прозвучало это простое слово.
— Твоя сила обеспечивает нашу безопасность. Крысолюды помнят, как жилось в Сент-Луисе, когда мастером города была Николаос. — Лизандро помрачнел и покачал головой. — Она не защищала никого и ничего, кроме вампиров. Ты же, Жан-Клод, заботишься о всем противоестественном населении города.
— Я думал, ты поймешь, что о таких вещах думает
— Она — твой слуга-человек, — возразил Лизандро. — Ее действия — твои действия. Разве не считают вампиры, что слуга-человек — всего лишь продолжение своего мастера?
Жан-Клод моргнул и прошел дальше в комнату, по дороге взяв меня за руку.
— Приятное самодовольство. Но ты же знаешь, что
Его рука ощущалась в моей твердо, реально, и мир вдруг стал надежнее. От одного прикосновения его руки я вдруг будто пришла в себя.
— Не знаю, кто на меня воздействовал, но оно все еще здесь, — сказала я. — Чуть как-то выветрилось, но здесь.
— О чем ты говоришь,
— Вот когда ты меня коснулся, я как-то собралась. А до того рассыпалась, оказывается, даже сама того не замечая.
Он притянул меня к себе, почти обнял. Я погладила масляную мягкость его кожаных лацканов.
— И вот так ты все еще собрана? — спросил он.
Я покачала головой.
— Попробуй прикосновение кожи к коже, — предложил Реквием.
Он не встал с кресла у стола. Мы подошли к нему ближе — ненамеренно. По крайней мере с моей стороны.
Я не выпускала руку Жан-Клода, но другую приложила к его голой груди. И момент прикосновения был хорош.
— Еще лучше, — сказала я и погладила гладкие, твердые мышцы груди. Провела пальцами по кресту шрама. Еще лучше.
— Почему ты не сказал нам с Байроном, Жан-Клод? — Реквием поднял на нас глаза, пытаясь сохранить непроницаемое лицо, но не совсем преуспев. Он сидел в вольной позе, откинувшись на спинку кресла, но глаза его выдавали: настороженные и напряженные.
— Ты такое уже видел? — спросила я.
— Однажды. — Голос его был спокойнее глаз.
— Когда? — спросила я.
Он посмотрел на Жан-Клода:
— Пусть крысолюд уйдет.
Жан-Клод кивнул:
— Лизандро, ты пока свободен. Если мы сможем тебе рассказать больше — расскажем.
Лизандро, уходя, глянул на меня — будто потом ему скорее расскажу я, чем остальные. И был прав.
8
Байрон оглядел нас всех. Обычно шутливое его лицо стало полностью серьезным.
— Кто-нибудь, просветите нас, бедных темных крестьян?
— Вы получили дар? — спросил Реквием.
—
— Какой дар? — спросил Байрон.
— Маску, — ответил Жан-Клод.
Байрон побледнел — он сегодня достаточно напитался, чтобы хватило краски это сделать.
— Нет, блин, нет, не надо, только не это, только не опять…
— Какого она цвета? — спросил Реквием голосом почти исчезающим — как умеют исчезать только старые вампиры.
— Белая, — ответил Жан-Клод.
Байрон от облегчения чуть не рухнул на пол. Натэниел протянул ему руку, Байрон ее взял.
— Рыбоньки мои, у меня ж коленки слабые. Больше не надо меня так пугать. Белая, уф… белая. Это значит, мы не под угрозой.
Натэниел помог ему вернуться на диван, но не остался с ним, а подошел к нам.
— А какого цвета получил ваш мастер в Англии? — спросила я.
— Сперва красную, потом черную, — ответил Реквием.
— А красная что значит?
— Боль, — ответил Жан-Клод. — Обычно это заявление о покарании мастера, чтобы привести его к покорности. Совет очень нелегко прибегает к Арлекину.
Имя упало в тишину, как камень в колодец — напрягаешься, прислушиваясь и ожидая всплеска. Я прижалась щекой к груди Жан-Клода — сердцебиения не было слышно. И дышал он лишь тогда, когда ему нужно было говорить. Я подняла голову, оторвав ухо от груди Жан-Клода. Иногда мне все же не по себе бывало — прикладывать ухо к молчащей груди. Тишину прервал Байрон.
— Красная — это они с тобой играть будут.
— Как сегодня кто-то со мной?
— Да, — ответил Реквием.
— А черная? — спросила я.
— Смерть, — сказал Реквием.
— Но белая — разве это не значит, что за нами только наблюдают? — задал вопрос Натэниел.
— Должна значить, — ответил Реквием.
Когда он начинал отделываться краткими рубленными предложениями, мне становилось страшно. Стихотворные цитаты мне иногда действовали на нервы, а резкие короткие слова означали, что он злится или что ситуация очень опасная. Или и то, и другое.
— Ты говорил, что объяснишь подробнее, когда я приеду в «Запретный плод». Я приехала, объясняй.
— Сейчас Арлекин — это всего лишь фигура шута. А когда-то он был — или они были —
— Дикая охота — общий миф по всей Европе. Сверхъестественный предводитель ведет отряд дьяволов или мертвецов с призраками гончих и лошадей. Они убивают всех, кто попадается у них на пути, либо же только злых, и тащат в ад. У разных авторов по-разному: включение в состав охоты может быть и наказанием, и наградой. Но считается, что горе тому, кто оказался под открытым небом, когда летит дикая охота.
— Ты меня поражаешь, как всегда,