Я хотела было с ним поспорить, но постаралась быть честной. Здравы ли его рассуждения? У нас Мика отвечал за горячую линию мохнатой коалиции, а потому постепенно становился тем, к кому прежде всего обращались все члены сообщества ликантропов. Он служил связующим звеном между нами и широкой общественностью, и даже телевизионное время у него росло. Он отличную давал озвучку.
Леопардов было меньше, чем почти любого другого вида, однако задевать их никто не решался. Дело в том, что Жан-Клод, или я, или наши люди взяли себе привычку убивать каждого, кто их обижает.
Я посмотрела на царя крыс и тихо сказала:
— Вот черт.
— Да, — согласился он.
Я посмотрела на сидящих на диване Ричарда и Жан-Клода:
— Нельзя же сказать, что он ошибается?
— Некоторые его рассуждения я не берусь оспорить, — произнес Жан-Клод.
— Нет, — возразил Ричард. — Он не может быть прав.
— Я не сказала, что он прав, Ричард. Я только сказала, что в его словах нет ошибки.
— Бессмыслица. Если нет ошибки, значит, он прав.
Ричард повернулся ко мне, заслонив от меня Жан-Клода — своими широченными плечами.
— Он прав в том, что наши любовники — в большей безопасности. Он не прав, если думает, что мы не вступимся за крыс, если им кто-нибудь станет угрожать.
— Вас с нами связывают только контракт и деньги, — ответил Рафаэль. — Мне было бы спокойнее, если бы связь была более интимной.
— Мы дали тебе слово чтить наш с тобой договор, — сказал Жан-Клод.
— Но у вас такой же договор с гиенами. А я не верю, что Ашер так и будет отказываться от премии, которую навязывает ему Нарцисс.
— Считать Ашера слабым — ошибка, Рафаэль. Он отнюдь не таков.
— Ты его любишь, это мешает тебе видеть ясно.
— Я мог бы на это возразить, что ты его не любишь, и это мешает тебе видеть ясно.
— Прикажи ему не заключать интимную связь с гиенами, и это меня удовлетворит.
— Я бы не стал отдавать такого приказа, — ответил Жан-Клод.
— У тебя нет права просить об этом Жан-Клода или Ашера, — сказал Мика.
— Что бы ты сделал на моем месте, Нимир-Радж?
— Я бы предложил себя с меньшей враждебностью. В случае отказа я бы стал предлагать других из моего народа, пока не взяли бы кого-нибудь как пищу и, хочется надеяться, одного или нескольких, кто привлек бы чей-то взор как сексуальный объект.
— И я это делаю неверно?
— Да.
— К действиям в этой политической области я не готов, — сказал Рафаэль. — Научи меня, Мика. Помоги.
Мика вздохнул, сдвинулся к краю дивана и глянул за плечо Ричарда на Жан-Клода:
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Помоги ему, если можешь.
Мика оглянулся назад, на меня. Мы поняли друг друга с одного взгляда, я пожала плечами и сказала:
— Ну, помоги, наверное.
Мика сел ровнее и обнял меня рукой за плечи, отчего Ричарду пришлось чуть отодвинуться. Я не думаю, чтобы Мика его хотел заставить это сделать, он хотел лишь дотронуться до меня, а после сегодняшней ночи была возможность, что Ричард тоже против случайного прикосновения не возразит. Но, очевидно, проблемы Рафаэля всколыхнули у Ричарда его собственные чувства. Блин, даже у меня какие-то всколыхнули — я только еще не разобрала, какие.
— Доноры крови будут приняты с благодарностью, — сказал Мика, — и некоторые из твоих крыс уже предложили питать
— Но она ни к кому из них не притронулась.
— Ты пока что не прислал ей еще никого, кто ей бы достаточно понравился.
— Поможешь мне выбрать таких?
— Ребята, — сказала я. — Ребята, я здесь сижу, вы не забыли? Не надо говорить так, будто меня здесь нет.
— Тогда выбери ты, — сказал он.
Я нагнулась так, что волосы закрыли лицо:
— Я ж не то имела в виду!
— Она любит смазливых, — сказал Ричард, — а это не то качество, за которое ты принимаешь в стаю.
Я посмотрела на него, не веря своим глазам: он сидел рядом со мной и рассуждал с Рафаэлем, какой тип мужчин мне нравится.
— Я думала, ты психовать будешь, — сказала я.
Он скривился, но ответил так:
— Мне это не нравится, но Рафаэль прав: наши любовники к нам ближе, и они в большей безопасности.
— Если кто-то тебе достаточно дорог, чтобы заниматься с ним сексом, то об этом ком-то и заботиться полагается, — уточнила я.
— Именно так, — согласился Ричард. — Именно такое у тебя к ним чувство.
— И что неверно в этом моем чувстве?
— Верно все, но оно значит, что Рафаэль прав. Ты заботишься о своих любовниках, и от этого никуда не деться.
— А ты о своих женщинах? — спросила я.
Он на миг удивился, потом улыбнулся, но от этой улыбки глаза у него стали усталыми и такими циничными, какими я их никогда не видела.
— Не всегда. Иногда они мне просто для потрахаться.
Я вытаращила на него круглые глаза.
— Я был бы рад всегда с сердечками и цветочками, но женщина, которую я люблю больше всех других, меня не хочет. Так что мне делать, пока ты спишь еще с шестью или семью мужиками? Ждать очереди? Стоять и смотреть?
Будь мы одни, я бы напомнила ему, что ему случалось стоять и смотреть, и ждать своей очереди, и даже помогать Жан-Клоду, когда мы занимались любовью втроем. Но мы не были одни, а затевать ссору я не хотела.
— Значит, ты не обо всех заботишься, кто бывает в твоей постели?
— Из моей стаи — обо всех. Но вне ее — иногда секс показывает, что ничего не получится.
— И ты рвешь с ними после секса?
— Иногда.
Я посмотрела на него неодобрительно.
— Ты же знаешь, с кем я их все время сравниваю, Анита.
Это не моя вина, что я не хочу выходить за Ричарда. Мне разрешалось хотеть тех, кого я хочу, и любить тех, кого хочу.
— Значит, это моя вина, что ты спишь со всеми подряд и превратился в одного из тех мужчин, что рвут отношения с женщиной после одной ночи?
Он посмотрел на меня долгим взглядом шоколадных глаз:
— Если тебе самой пришла такая мысль… — сказал он и неприятно улыбнулся. Кажется, все-таки ссора у нас будет.
— Ты не со мной всех сравниваешь, Ричард. А с Райной.
И он покраснел под своим вечным загаром. Может быть, второй раз в жизни я видела, как он краснеет.
