Вдруг воздух стал густым и горячим, меня окатило силой Ричарда, и почти невозможно стало дышать. Волчица во мне зашевелилась.
— Ричард, пробуждаешь моего волка.
Он отвернулся прочь и кивнул:
— И своего тоже.
Волчица забегала по этому метафорическому коридору во мне. Я вздрогнула и стала пятиться к двери, подальше от этой горячей ванны силы.
— Ричард, ты Ульфрик. Держи себя в руках.
Он повернулся ко мне, глянул сквозь завесу густых волос. Глаза его светились по-прежнему, но теперь янтарным волчьим, как два солнца-близнеца. И низкий, угрожающий вой полился из его губ.
— Ричард! — шепнула я.
— Я могу заставить тебя перекинуться, — сказал он скорее рычанием, чем словами.
— Что? — спросила я шепотом.
— Я умею заставлять перекидываться моих волков. И твоего волка я чую, Анита. Чую эту волчицу.
Я с болью проглотила застрявший в горле ком и налетела на дверь — вздрогнула от этого. Потянулась назад, к ручке — и вдруг Ричард навис надо мной. Я не видела, чтобы он шагнул. Я закрыла глаза на миг? Он воздействует на мой разум? Или просто он настолько быстр?
Сила Ричарда прижимала меня как горячий матрас, душила, как перина. Я сумела выдохнуть:
— Ричард, пожалуйста…
Он наклонился надо мной, склонил красивое лицо с двумя наполненными солнцем глазами.
— Пожалуйста — что? Прекратить? Или наоборот — не прекращать?
Я покачала головой: воздуху не хватало, чтобы говорить. Волчица ударилась изнутри о поверхность моего тела, и у меня подломились ноги. Ричард подхватил меня, не дал упасть. Волчица внутри стала рыть лапами, пробиваясь наружу.
Я хотела закричать, но с каждым вдохом я будто все больше и больше вдыхала силы Ричарда. Он дернул меня к себе, прижал к телу. Что-то шевельнулось у меня в животе, и я готова была бы поклясться, что это волчья лапа продирается сквозь меня наружу, к Ричарду. Она хотела к нему, хотела ответить на призыв своего Ульфрика.
Боль стала неимоверной — меня будто разрывали изнутри от пупка наружу в какой-то издевательской пародии над родами. Я заорала — не воздухом, только мысленно. Собрав все свои метафизические способности, я заорала, призывая на помощь.
С той стороны двери закричали чьи-то голоса, но для меня голоса будто ничего уже не значили, как просто шум. Но я чуяла запах кожи Ричарда, чуяла его волка внутри. Он опустил ко мне лицо, я в его мыслях ощутила запах моей собственной кожи. Мыло, шампунь, бальзам для волос — но под всем этим я, моя шкура, мой запах. Он вдохнул сильнее, чашечкой приложил ко мне ладони, чтобы запах пошел ему в лицо, втянул его как сладчайший из ароматов — волк. От меня пахло волком, лесом, стаей.
Дверь под моей спиной затряслась от ударов. Ричард подхватил меня под бедра, прильнул лицом к туловищу. Он не просил словами, просили только его глаза, его сила, его запах волка — просили прийти к нему. Он взывал к той части моего существа, что сейчас перестала скрестись и только слушала его, обоняла его. Он вызывал во мне волка — способами, которые мой человеческий мозг даже понять не мог. Я все еще слишком была человеком, чтобы ответить ему, как он хотел. Слишком. Человеком.
Но волчица человеком не была, и она ответила ему. Она бросалась на стены моего тела, будто я была дверью, и ей только и надо, что пройти через меня. Она бросалась во мне, и Ричарду пришлось шагнуть назад, удерживая меня, пока она из меня вырывалась. Его сила вдавилась мне в горло подобно руке, что пыталась помочь зверю и лишала меня воздуха, лишала слов.
Будто горячая, жгучая жидкость потекла по моим жилам. Я горела изнутри, но я знала, что это за жар: это зверь, волчица. Теперь я понимала, какой жар сжигает ликантропов ближе к полнолунию — это горит их зверь. Новая боль, общая для меня и для моей волчицы, будто и она тоже горела.
Я не заметила, как вылетела дверь — увидела только, что вокруг нас полно охранников. Но я ничего не слышала, кроме ударов пульса и биения сердца прямо в голове. Охранники вцепились в Ричарда, пытались вырвать меня из его рук, но он не отпускал. Наконец чей-то кулак ударил его в лицо, хлынула алая кровь, и его зверь залил и его, и меня.
Огонь полился у меня из-под ногтей, я подняла руки к лицу, гадая, откуда там взялся огонь, но это была кровь. Она текла жгучим дождем — из-под ногтей.
Тело Ричарда ощущалось как густая вода — тек мех, сдвигались мышцы, и его зверь был будто связан с моим, так что когда он шевелился, тянул за собой мою волчицу. В крови и огне тянул ее прочь из моего тела. Я готова была все сделать, на что угодно согласиться, лишь бы прошла эта боль. Я уже не думала о том, что если перекинусь, потеряю моих леопардов. Я не думала о том, что Ричард победит. Я ни о чем не думала, только одна мысль из всех осталось: «Пусть перестанет, о господи, пусть перестанет!» И если кто- нибудь сказал бы мне, что единственный способ это прекратить — стать волком, я бы не стала спорить, я бы схватилась за такую возможность — лишь бы перестало!
Подобно прохладному утешительному ветру, вдруг ощутила я силу Жан-Клода. Было больно, волчица пыталась уместить свои клыки и когти в мое намного меньшее тело, но стало лучше. Ко мне вернулся слух, и я услышала окружающий хаос: крики, возгласы и перекрывающий все голос Клодии:
— Ульфрик, прекрати!
Голос Жан-Клода возник у меня в голове — и у Ричарда, потому что Ричард был рядом.
— Мои метки держат ее в человеческом облике, Ричард. Ты можешь только уничтожить ее.
— Она моя! — взревел Ричард. Он стоял надо мной — я даже не помню, когда упала. И он больше не был человеком — он стал киношным человеко-волком, только мех у него был коричного цвета, и был он очень даже самцом, а не бесполым кукольным существом из кино. С моей позиции все в нем казалось чудовищно огромным — отчасти ракурс такой был, отчасти от боли.
Волк внутри меня растягивал мое тело, пытаясь выпустить когти из-под моих ногтей. Вытянуть больше тела, чем я могла ему дать. Но теперь я могла дышать — спасибо Жан-Клоду, — и это дыхание я пустила на крик. Наконец я могла кричать от боли, визжать, и чем-то это помогло. Я все еще была человеком, я могла говорить.
— Неееет! — орала я.
Надо мной появился Клей с перепуганным лицом.
— Анита, отдай мне своего волка!
Когтистая лапа дернула его назад, прочь с моих глаз — это Ричард оттащил его.
— Нет! Волки моей стаи не будут мне мешать!
— Не твоей стаи, — раздался голос Жан-Клода уже поблизости. — Стая моя, ибо все твое принадлежит мне. По закону вампиров это мои волки, а не твои.
Я обернулась и увидела его в дверях — красивого, холодного, и глаза блестят холодным огнем. Я протянула к нему окровавленные руки:
— Спаси меня!
Вдруг Ричард взвился в воздух — телохранители не успели увидеть, никто не успел. Он налетел на Жан-Клода, и они выкатились за дверь, в спальню.
Клей оказался рядом со мной — окровавленный, и непонятно, то ли ранен, то ли просто измазался.
— Дай мне твоего зверя, — сказал он.
Он нарушал прямой приказ своего Ульфрика, но сейчас мне было все равно. Я схватила его за руку, он прижался к моим губам, давая мне целовать себя. До того, как я ощутила, что волк выливается у меня изо рта, и я задохнулась шерстью и кровью и прочим, что не могло быть настоящим. Я задыхалась, а Клей прижимался ко мне, хотя тело его пыталось вырваться. Он заставил себя оставаться рядом, принять моего зверя, но не дергаться от боли он не мог. Я знала, как это больно, и чувствовала свою вину, но я не перестала.
Его тело взорвалось надо мной, густое и мокрое залило мне глаза, и только руки сообщали, что надо мной сейчас шерсть и мышцы. У меня тело еще болело, но волчицы не было, она ушла, оставив дыру в
